Мисс Кинтл попыталась приблизиться к ней, но Синтия одними губами прошептала:

— Не подходи ко мне.

Вирджиния благоразумно отошла в другой конец комнаты, где и просидела до самого отъезда домой. Если миссис Лауэй и заметила охлаждение между девушками, то не стала пока задавать никаких вопросов.

В карете Вирджиния молча думала. Теперь надлежало решить, как помириться уже с двумя подругами. «И все из-за Чарльза! И надо же было мне вызваться помочь ему! Все получилось так же плохо, как и с балом! Кажется, я ничего не умею делать как полагается!»

Она вздохнула и от самообвинений перешла к нареканиям в адрес подруг: «Да они просто ревнуют Чарльза, глупые гусыни! Так, значит, они обе его любят! Или хотя бы неравнодушны к нему. Ну и напасть, и что же мне теперь делать?»

Так и не найдя никакого решения, Вирджиния поднялась к себе в комнату, оставив на утро разговор с Чарльзом о поездке к Лауэям. Ей еще надо было придумать, что ему сказать.

Утром Вирджиния чувствовала себя настолько несчастной, что ее не порадовали ни свежие булочки на завтрак, ни письмо от Хелен. Сестра писала, что на Рождество лорд Кинтл затеял что-то совершенно необычное, но все приготовления хранятся в тайне от детей, и даже леди Кинтл, похоже, не вполне представляет грандиозный замысел мужа.

Вирджиния едва не расплакалась прямо за утренним столом. Напоминание о рождественском бале показалось ей неуместной насмешкой, и если бы Хелен была здесь, ей бы здорово досталось от сестры.

— Что с тобой? Ты сегодня до странности мало болтаешь, — заметила наконец Маргарет.

— Голова болит, — отговорилась Вирджиния, но это еще больше насторожило Маргарет, знавшую, что у сестры никогда не бывает головных болей.

— Ты не простудилась во время вчерашней прогулки? — обеспокоено спросила она.

— Нет, напротив, мне не хватает свежего воздуха, и я, пожалуй, пойду пройдусь. — Вирджиния бросила взгляд на Чарльза, и он тут же уловил ее мысль.

— Я составлю тебе компанию. Скоро время визитов, а выслушивать сюсюканье здешних матрон над малышом Гилом мне неприятно. Маргарет, тебе следует меньше баловать сына и запретить гостьям кормить его сладостями, он должен вырасти настоящим мужчиной, а не маменькиным сынком!

— Ты не прав, Чарльз.

Маргарет каждый раз сердилась и теряла свою робость, когда ее начинали упрекать в излишнем потакании желаниям сына.

Но Чарльз уже не слушал ее. Вирджиния поднялась из-за стола, и юноша тут же последовал за ней, стремясь поскорее узнать, как прошел разговор с Синтией.

Едва парочка вышла на улицу, он принялся тормошить Вирджинию.

— Джинни, ну скажи же, я ей хотя бы немного нравлюсь? Или ты грустишь потому, что не знаешь, как сказать мне о ее холодности?

— Ох, Чарльз, кажется, у меня ничего не получилось и на этот раз, — призналась бедняжка.

— Ты не смогла ничего узнать?

— Я поссорилась с Синтией, — всхлипнула Вирджиния.

— Почему? Она не согласилась с тем, что ты обо мне говорила?

Чарльз достал платок, чтобы утереть слезы юной родственницы.

— Она подумала, что я восхищаюсь тобой…

— И что тут плохого? Мы же так и предполагали.

— Да, но… она решила, что ты нужен мне самой!

Вирджиния заплакала, едва припомнила все слова, сказанные Синтией.

— О!

Чарльз не знал, что ответить, а потому принялся вытирать слезы Вирджинии своим платком.

— Ну, не плачь, не все так плохо. Ты ведь объяснила ей, что мы с тобой как брат и сестра?

— Конечно! Вернее, я пыталась, а она не стала меня слушать! Она ужасно, ужасно рассердилась и весь вечер со мной не разговаривала.

Вирджиния подняла глаза на Чарльза и тут заметила поверх его плеча, как из дома, около которого они остановились, выходит Синтия с зонтиком и муфтой.

Конечно, мисс Лауэй тотчас заметила трогательную сцену и сердито отвернулась, всем своим видом показывая, что ей нет дела до того, кому Чарльз Бенкрофт вытирает слезы.

— Синтия… — с ужасом прошептала Вирджиния.

— Она обиделась на тебя из-за меня? Так это же прекрасно! — Чарльз едва не пустился в пляс прямо на улице. — Значит, она ревнует!

— Я тоже так подумала, — уныло согласилась девушка.

— Она любит меня! Ну, конечно, любит! Когда мы танцевали с ней на балу во время моего последнего визита в Хемсли, она так смотрела на меня… ах, Вирджиния, я объяснюсь с ней, и она снова станет твоей подругой! Да улыбнись же!

— Она нас видела, — все так же шепотом ответила Вирджиния.

— Нас? Кого это — нас?

— Нас с тобой, только что. Она вышла из того дома.

Вирджиния кивком указала на нужный лом, и Чарльз обернулся, чтобы еще успеть заметить гордо выпрямленную спину удаляющейся мисс Лауэй.

— Почему ты не сказала сразу? — возмущенно повернулся он к мисс Кинтл. — Мы бы подошли к ней и сразу же все выяснили!

— Ты вытирал мне щеки своим платком, и она подумала… бог знает, что она подумала, но она посмотрела на меня с такой ненавистью… — и Вирджиния просто разрыдалась.

Чарльз бросил тоскливый взгляд в конец улицы. Желание бежать за возлюбленной и заслужить ее прощение боролось в нем с сочувствием к плачущей сестрице. Наконец он со вздохом подхватил Вирджинию под руку и буквально потащил ее в сторону дома.

— Прекрати лить слезы, Маргарет и без того что-то подозревает! — излишне резко бросил он.

Вирджиния тут же вырвала свою руку:

— Ну и беги за ней, тебе ведь этого хочется! Из-за тебя я перессорилась со всеми подругами, а ты еще и ругаешь меня…

Чарльз устыдился своей грубости, снова подал ей платок и взял под руку.

— Успокойся, Джинни, дорогая. Я правда виноват, взвалил на тебя все это… Но мы что-нибудь придумаем, обещаю. А теперь идем домой, слезы на твоих щечках вот-вот замерзнут, и кожа будет красная и некрасивая. И ты не понравишься графу Кларендону, — добавил он с улыбкой.

Вирджиния тоже невольно улыбнулась и послушно вытерла лицо.

— Как будто без покрасневшего лица я ему понравлюсь! — фыркнула она. — Отвлеки Маргарет, а я прошмыгну к себе и умоюсь. Вечером, когда она уйдет в гости, мы с тобой поговорим о том, как все исправить.

Чарльз кивнул, и заговорщики дружно пошли к своим воротам.

Вечером Маргарет вернулась от одной из приятельниц и застала у себя в гостиной Вирджинию, Чарльза и Элизу. Миссис Лауэй явилась узнать, что происходит у ее молодых друзей, и пожаловаться на поведение Синтии.

— Она то смеется, то дуется, слова нельзя сказать, чтоб не ответила колкостью или не расплакалась, — пожаловалась Элиза. — Может, моя девочка влюбилась?