Таково было настроение масс, все насторожены, напуганы, всюду видят шпионов и немецких агентов. Действительно, ими переполнена вся Латвия. Английский полковник советовал мне быть осторожным и ночевать на военном судне. Я же решил остановиться в гостинице и снял номер в «Риме». Не верилось, что немецкие власти меня, представителя американских латышей, решатся арестовать. Впрочем, такой шаг мог бы сослужить хорошую службу делу латышей в борьбе с немцами. В предположениях я не ошибся, немцы меня не трогали. Вечером, войдя в ресторан гостиницы, где было много немцев, я громко сказал по-латышски: «Здравствуйте!» Потом об этом говорили, как о моей какой-то особой смелости, риске. Правда, в накаленной атмосфере тех дней мое приветствие на латышском могло легко вызвать со стороны немцев соответствующие репрессии.

В Англии латыши-моряки принесли мне довольно много денег с просьбой передать эти суммы в Либаве их семьям. Тогда моряки зарабатывали много, хотя и с опасностью для жизни. Чрезвычайно трогательна была сцена, когда я передал деньги некой госпоже Эглит. Она ничего не знала о муже и давно считала его погибшим. От неожиданного известия она сначала разрыдалась до истерики, потом успокоилась и так обрадовалась, что в эту минуту и я, растроганный, был счастлив чужим счастьем. Так оно и есть, высшее счастье – делать счастливыми других. «Где трудно дышится, где горе слышится, там первым будь», – говорит русский поэт Некрасов.

2 мая. Начальник американской миссии полковник Гран – энергичный и симпатичный человек, но ему трудно понять местные дела и условия нашей жизни. Он готов все виденное сравнивать непременно с Филиппинскими островами, где он находился в качестве американского представителя и урегулировал немало сложных вопросов. Но нам ссылки на Филиппинские острова, разумеется, казались не основательными. Он усиленно советовал правительству Ульманиса войти в контакт с немцами и совместно составить правительство. Конечно, ни Ульманис, ни один из членов кабинета, как и все члены Учредительного собрания, на это не соглашались. Война продолжается, Ульманис в полной уверенности, что все уладится благополучно, хотя временно и укрылся в доме английской миссии и нигде не появлялся. Другие члены правительства на пароходе «Саратов» отправились в открытое море. Ульманис действовал весьма ловко. Уже при первой встрече с ним каждый чувствовал его большую внутреннюю силу, не признающую компромиссов, благодаря которой он сделался теперь единственным вождем всего народа.

Прибыл майор Брукинг, представитель АРА и личный друг Гувера. Он остановился в той же гостинице, где жил я, и занялся организацией питания детей, я ему помог организовать соответствующий комитет. Майор советовал мне как можно скорее ехать обратно в Париж с полномочиями правительства и кооперативов. Воспользоваться ликвидируемыми во Франции американскими военными материалами, продуктами питания и т. д. Правительство предоставило мне доверенность заключать договоры на сумму до пятнадцати миллионов долларов. Майор Брукинг вручил личное письмо к Гуверу, весьма лестно рекомендовавшее меня. Собираюсь к немедленному отъезду.

20 мая. Французское военное судно «Риволи» отвозит меня до Копенгагена. Французы весьма любезны, латыши им платят той же монетой. Об этом говорит все, даже название только что открытой в Либаве кофейни: Pour moi. Из Копенгагена в Лондон, там задерживаюсь несколько дней и, наконец, уезжаю в Париж.

30 мая. Гувер меня любезно принимает, знакомит со своими помощниками полковником Логаном и профессором Шерианом и объясняет, что я стою на праведном пути в смысле получения американских товаров и кредитов. Конечно, это меня очень радует.

Гувер – выдающаяся личность, человек определенного, строго выдержанного характера. Репутация его, как и всех его помощников, безупречна. Всякое дело у него идет по заранее продуманному точному плану, по строго выработанной системе. У него отличное чутье на людей, он как-то быстро умеет находить себе уважаемых и способных сотрудников, это делает его еще более авторитетным, еще больше вселяет доверие. Послевоенное время не может гордиться слишком высоким моральным уровнем. По профессии инженер-администратор, Гувер всюду умеет внести гармонию, соблюсти и поддержать ритм. Этим большим человеком восхищаются даже враги.

5 июня. Неожиданно ко мне явился некий Макс Рабинов. Это тип послевоенного дельца, сразу после войны в Париже таких людей было много. Он бывший дирижер Бостонской оперы. Рабинов попробовал нарисовать мне положение дел в Париже, указал на предстоящие трудности и довольно откровенно дал понять, что я ничего не добьюсь, если буду работать самостоятельно, то есть без его участия. За свои труды попросил 3 процента с общей суммы договора, который будет заключен с американским правительством. Чтобы доказать всю солидность своего предложения, он показал договоры, заключенные с литовской и эстонской делегациями. Кроме того, считал, что в этом деле должен быть заинтересован и я, и предложил мне один из трех процентов, которые получит он сам. Это, по его словам, простое вознаграждение за мой труд.

У меня же была одна мысль, одна забота, не допустить промах, всеми силами, любой ценой, во что бы то ни стало получить то, что нужно, и потому я попросил Рабинова подождать ответ до следующего дня. Конечно, я знал, что моральный уровень всяких ликвидаторов, вроде него, невысок. И он, и все, с кем он работает, одного поля ягоды. Я решил положиться во всем на Гувера, веря, что он мне поможет больше, шире, искреннее и совершенно бескорыстно. И я не ошибся. Три раза мое дело останавливалось и казалось безнадежным, но всегда Гувер, лично или через помощников, давал мне нужные указания и импульсы, действовал авторитетно и открыто, и Рабинов решил отступить и больше не чинил мне препятствий через своих людей. Дело стало на верный и прямой путь.

22 июня. Сегодня провожали члена балтийского комитета американца Морисона. Он уезжает в Америку, недовольный работами мирной конференции по вопросам Балтийских стран и отношением конференции к адмиралу Колчаку. В его честь латышская и эстонская делегации устроили прощальный обед в ресторане Pre-Catelan (в Булонском лесу). На обеде присутствовал только что приехавший в Париж с докладом полковник Грин, глава американской военной миссии в Прибалтике. Он уже успел более основательно ознакомиться с положением дел в Балтике и не сравнивает ее с Филиппинами. Он всячески содействует работе балтийских делегатов[6]. На этом обеде со стороны эстонцев присутствовали Поска, Пуста, Пийп и латыши Мейеровиц, Гросвальд и я. Речи всех были полны бодрости и надежды.

23 июня. Мир подписан. Удивительный день! Какими священно-блаженными чувствами наполнен весь Париж! Сегодня, кстати, канун Иванова дня. Наши предки в этот день покидали свои дома, оставляли двери незапертыми, столы были накрыты для всех путников. Все шли на Синюю гору, символ мира в эти дни объединял всех. Приносились жертвы богам, забывалась вражда, начиналась общая трапеза, потом танцы. Первыми выступали старики и старухи, затем взрослые и, наконец, молодежь. Так гласит легенда о жизни древних латышей. Сегодня везде звонят колокола мира. Действительно, нет более прекрасного слова, чем это слово «мир». Ежегодно в рождественские праздники его повторяют миллионы людей. Пожелаем, чтобы больше никогда колокола не звонили о торжественном наступлении мира, провозглашая конец войны и кровопролития. Конечно, именно так понимают этот звон Париж, Лондон, Нью-Йорк и весь цивилизованный мир.