Поздно вечером он отделяет драгоценные камни от денег, одиночные камушки от украшений и заворачивает каждый в отдельный лоскуток. Бо́льшую часть добычи он прячет под матрас. В портфеле он оставляет одиночный рубин и кольцо с бриллиантом.

* * *

Утром в семь часов Лале околачивается у ворот в главный лагерь, когда входят рабочие из местных. Он бочком подходит к Виктору и, разжав ладонь, показывает ему рубин и кольцо. Виктор в рукопожатии накрывает руку Лале, спрятав драгоценности в ладони. Портфель Лале открыт, и Виктор быстро засовывает туда несколько свертков. Их договор теперь подписан.

— С Новым годом! — шепчет Виктор.

Лале устало идет прочь под сильным снегом, укрывающим лагерь. Начался 1943 год.

Страшно холодно, лагерь представляет собой месиво из снега и грязи, однако Лале полон оптимизма. Сегодня воскресенье. Лале и Гита окажутся среди смельчаков, гуляющих по лагерю в надежде на мимолетную встречу, чтобы обменяться словом, прикосновением руки.

Высматривая Гиту, он бодро вышагивает, пытаясь побороть пронизывающий холод. Лале ходит взад-вперед перед женским лагерем, но так, чтобы не вызвать подозрений. Из барака 29 появляются несколько девушек, но Гиты среди них нет. Он уже собирается уходить, когда, осматриваясь по сторонам, появляется Дана. Заметив Лале, она спешит к нему.

— Гита заболела, — подходя ближе, говорит Дана. — Она заболела, Лале. Не знаю, что делать.

Сердце у него в страхе замирает, когда он вспоминает тележку с трупами и себя на волосок от смерти. Вспоминает людей, выходивших его.

— Мне надо ее видеть.

— Ты не можешь войти. Наша капо настроена ужасно. Она хочет вызвать СС, чтобы Гиту забрали.

— Нельзя позволить им. Вы не должны позволить им забрать ее. Дана, прошу тебя, — говорит Лале. — Что с ней случилось? Ты знаешь?

— Мы думаем, это сыпной тиф. На этой неделе мы уже потеряли несколько девушек из нашего барака.

— Значит, ей нужно лекарство, пенициллин.

— И где мы, по-твоему, достанем это лекарство? Если мы пойдем в госпиталь и попросим пенициллин, они просто заберут ее. Я не могу ее потерять. Я уже потеряла всю семью. Прошу, помоги нам, Лале, — умоляет Дана.

— Не отправляй ее в госпиталь. В любом случае не ходи туда. — Лале лихорадочно соображает. — Послушай, Дана, наверное, это займет пару дней, но я попытаюсь достать ей пенициллин. — На него находит оцепенение. В глазах туман. В голове стучит. — Вот что ты должна сделать. Завтра утром возьми ее с собой в «Канаду», как только сможешь — неси, тащи, — но отведи в «Канаду». На день спрячь ее в тряпье, постарайся влить в нее как можно больше воды, потом приведи ее в барак на перекличку. На поиск лекарства мне может понадобиться несколько дней, но ты должна водить ее с собой. Это единственный способ спасти ее от госпиталя. Теперь иди и ухаживай за ней.

— Хорошо, постараюсь. Ивана мне поможет. Но лекарство очень нужно.

Лале хватает Дану за руку:

— Скажи ей… — (Дана ждет.) — Скажи ей, что я о ней позабочусь.

Лале смотрит, как Дана бежит к бараку. Он не в силах пошевелиться. В голове копошатся мысли. Тележка для трупов, которую он видит каждый день. Ее называют «Черной Мари»… Нельзя допустить, чтобы Гита окончила свои дни в ней. Пусть это не станет ее судьбой. Он оглядывается на смельчаков, отважившихся выйти из бараков. И представляет себе, как они падают в снег и лежат, улыбаясь ему, благодарные за то, что смерть вырвала их из этого ада.

— Ты ее не получишь! — кричит он. — Не позволю тебе забрать ее у меня!

Узники отшатываются от него. В этот холодный, промозглый день эсэсовцы предпочитают оставаться в помещении, и вскоре Лале оказывается в одиночестве, парализованный холодом и страхом. Наконец он начинает двигать ногами. Разум заставляет тело шевелиться. Спотыкаясь, он идет в свою каморку и падает на койку.

* * *

В каморку сочится утренний свет. Комната кажется ему совсем пустой. Глядя сверху вниз, он не видит себя. Состояние вне тела. Куда я подевался? Мне надо вернуться. Я должен сделать что-то важное. Воспоминание о вчерашней встрече с Даной возвращает его к реальности.

Он надевает сапоги, набрасывает на плечи одеяло, хватает портфель и бежит к передним воротам. Он не смотрит по сторонам. Ему надо немедленно увидеться с Виктором и Юрием.

Его знакомые приходят со своей командой, на каждом шагу проваливаясь в снег. Заметив Лале, они отделяются от остальных и встречают его на полдороге. Он показывает Виктору камни и деньги — по цене небольшое состояние. Все, что у него есть, он бросает в мешок Виктора.

— Пенициллин или что-то аналогичное, — говорит Лале. — Сможешь помочь?

Виктор кладет свертки с едой в раскрытый портфель Лале и кивает:

— Да.

Лале спешит к бараку 29 и наблюдает издали. Где они? Почему не появились? Он ходит взад-вперед, не обращая внимания на сторожевые вышки вокруг лагеря. Он должен увидеть Гиту. Ей надо пережить эту ночь. Наконец он видит Дану и Ивану, ведущих под руки ослабевшую Гиту. Две другие девушки помогают заслонить эту группу от лишних глаз. Лале падает на колени при мысли, что, возможно, видит Гиту в последний раз.

— Что ты делаешь на земле? — спрашивает у него за спиной Барецки.

Лале с трудом поднимается на ноги:

— Мне стало нехорошо, но теперь все в порядке.

— Может, стоит пойти к врачу. Ты ведь знаешь, в Освенциме у нас есть несколько врачей.

— Нет, спасибо, скорее попрошу вас пристрелить меня.

Барецки достает из кобуры пистолет:

— Если желаешь здесь умереть, Татуировщик, буду рад оказать тебе эту услугу.

— Не сомневаюсь, но не сегодня, — говорит Лале. — Как я понимаю, у нас есть работа?

Барецки убирает револьвер.

— Освенцим, — говорит он, трогаясь с места. — И отнеси это одеяло на место. У тебя дурацкий вид.

* * *

Лале с Леоном проводят утро в Освенциме, выбивая номера на руках испуганных новичков и стараясь смягчить их шок. Однако Лале поглощен мыслями о Гите и несколько раз загоняет иглу слишком глубоко.

После полудня, закончив работу, Лале чуть не бегом припускает в Биркенау. У входа в барак 29 он встречает Дану и передает ей все пайки от своего завтрака.

— Мы соорудили ей постель из одежды, — говорит Дана, пряча еду в отвороты рукавов рубашки, — и поим ее водой из талого снега. Вечером отвели ее в барак, но ей по-прежнему очень плохо.

Лале сжимает руку Даны:

— Спасибо. Попытайтесь впихнуть в нее немного еды. Завтра я достану лекарство.

Он уходит, весь во власти лихорадочных мыслей. Он едва знает Гиту, но как ему жить, если она умрет?