Мы крепко обнялись, он заходить не стал. Шах, как всегда, был во всем черном, но я тактично промолчал.

– В общем и целом, я отыскал больницу, в которую Настю с травмами привезли, – заявил Шах.

Я подобрался:

– Вяземский вызвался помочь с этим вопросом.

– Отец говорил мне иначе делать. Если не доверяешь другим, сделай сам. Так вот, камеры наблюдения почищены. Это ожидаемо. Но мне удалось выяснить, кто работал в ту смену в ее отделении. Я тебе кину список. Дальше твоя зона ответственности.

Я кивнул, не зная, чего сказать.

– Допрошу тихо по отдельности, – пообещал я.

– Еще там описание было, – добавил Шах, прищурившись. – С чем именно ее привезли. Я не смотрел. Сам понимаешь, это личное.

Я тяжело сглотнул. Шах передал мне папку с флешкой. На флешке, вероятно, ссылка на электронную выписку прямо из базы.

– Как видишь, она записана под другой фамилией. Но кто-то сделал пометку «Багрова». Так ее и нашли, отец посодействовал.

– Намекаешь, что серьезные люди за этим стоят?

– Прямо говорю, – сухо сказал Шах, прощаясь. – Ладно, у меня дела. Держи в курсе, отец за тебя тоже переживает.

Я благодарно кивнул.

– Он велел обращаться к нему за помощью. Говорит, терпеливый ты, Данияр. Он бы давно каждого причастного на куски разорвал.

– Время еще не пришло, – пообещал я.

– Обязательно надо за такое наказать. Чужие женщины – это святое, на них нельзя посягать.

– Знаю, – я стиснул зубы.

Шах кивнул и также незаметно уехал. Не заходя в дом, я раскрыл папку и стал вчитываться. Следов насилия выявлено не было. Ее привезли только с одним ушибом головного мозга.

К себе я поднимался взбудораженным, поэтому сразу заметил Настю. Она стояла перед моей дверью, склонив голову.

– Ну что, малыш, зайдем к дяде Данияру ненадолго? – прошептала Настя, поглаживая живот. – Он спас нашему дедушке жизнь. Нужно сказать спасибо.

Резануло это ее «дядя», конечно, крепко.

Я сжал поручни до побеления костяшек, наблюдая за ней. Не дядя, блд, а папа.

Но ты в этом, девочка, не виновата.

– Постучаться можешь. Но дядя Данияр не там, – я прищурился.

Настя оборачивается, впивается в меня испуганными глазами. А я пздц как хочу быть с ней наедине. Толкаю дверь в свою спальню, приглашаю. Знаю, что делать это опасно. Наедине с ней адекватным быть трудно. В руках себя держать тяжело.

– Я говорила с мамой, мы только разошлись. Думала, ты у себя в комнате, – пояснила Настя.

Настя и раньше была манящая девочка, но я не представлял, какой она станет привлекательной в положении. Как часто ее захочется трогать. Ребенка ощутить, как толкается. Да все с ней прожить.

– Заходи в спальню, – сказал тихо. – Ты же хотела поговорить.

Глава 12

В моей спальне Настя чувствует себя неуверенно.

Это единственное место, где я не смотрю на ее реакцию как бешеный, пытаясь найти в ее глазах узнавание. Здесь я сделал ремонт, Настя не была еще в этой комнате. Не вспомнит все равно.

Она с опаской поглядывает на широкую низкую кровать. Подсветка включена мягкая, придает атмосферы. Я делаю максимум, чтобы ее мозг начал вспоминать сам. В доме почти ничего не менял, чтобы вспомнила быстрее.

Но меня предупреждали, что в ее случае этого может не произойти вовсе. Я такой вариант не рассматривал. Но Настя упорно не вспоминает. Лекарства под запретом в ее положении. Исследования тоже. А ждать уже невмоготу. Я вспоминаю всю ту херню, что с нами произошла, и тихонько ненавижу. Себя, ее.

– Мы можем поговорить в твоем кабинете? – спрашивает недоверчиво. Как будто в кабинете я не смогу на нее наброситься. Наивная.

Она все еще держится за ручку. Не закрывает дверь.

– Не можем.

Приходится ей помочь. Я не хотел, чтобы нам помешала ее мать. Черт меня дернул заключить сделку в обмен на ее родителей. Я уже купил билеты, отца выпишут к тому числу. Ждал их отлета с нетерпением в отличие от Насти. Видел, как она боялась снова остаться со мной в доме наедине.

Я закрыл дверь в комнату, Настя отошла от меня на несколько шагов вглубь комнаты. Вспоминает свадьбу и литры крови, я уверен. Вспоминает, как я накосячил.

– Будем говорить здесь. Кабинет для рабочих встреч, – отрезал я.

– А у нас какая встреча? – интересуется, вздернув подбородок.

– Личная. Семейная. Ты входишь в нашу семью, Настя. Не забывай.

В мою семью. Ты входишь в мою семью, твою мать.

Сдержался. Выдохнул.

Я сбрасываю наручные часы на постель. Они сжимают запястье. Нервируют. Без часов свободнее дышится.

Настя, до которой не дотронуться, тоже изводила. Терапевт говорил, мне терпением надо запастись. Настю не заставлять вспоминать, чтобы она сама и ни в коем случае не под давлением.

Но то случилось в мае. Сейчас, блядь, декабрь, а она все как на волка на меня смотрит.

– Спасибо за заботу о папе, – произносит Настя.

– Это мой долг, – сдержанно киваю. – Я узнавал, скоро его выпишут.

Настя замолкает, и благодарность ее на этом заканчивается.

Дальше она потирает ладони и выпаливает как на духу:

– Ты знаешь, как погиб Саша?

Я отвел руки за спину, сцепляя их в замок. И напряженно стиснул зубы.

Нахера ты спрашиваешь это у меня, девочка? В моей спальне. Со мной наедине. Не видишь, что я на грани?

– Конечно.

– Мы ехали к моей подруге Рите на День рождения, – начала рассказ, будто не слышала мой ответ. – Загород. Мы в ту минуту почти подъезжали к дому