Я до сих пор молчала.

— А еще жена сегодня приезжает, мать ее ети, прамама ее йети, — от души пожаловался он. — Представляешь, тещу из деревни в подарок мне везет навеки поселиться! Запудрили мне мозги — погостить, мол, погостить, а тут вдруг выясняется, что мамаша уже тихой сапой дом свой продала, будь она неладна. Всё, ни в туды и ни в сюды, кругом одна засада. Янка, женись на сироте! Вместе с тещей жить — врагу не пожелаешь, ты хотя бы на Эдичку, на Хазарова нашего взгляни — до чего его жена с тещей умудохали. Знаешь же, что бабы с мужиками делают…

Еще бы мне не знать. Ну сами посудите.

Молчать мне надоело.

— Лешенька, словцо ты неприличное, еще раз неприличное и снова неприличное! Ты сегодня что — кактусом позавтракал? — не выдержала я. — Ну ты зарядил!.. Менты тебя достали? Так всех они достали, давным-давно достали, но это же не повод. Сменщик олух, машина барахлит, всё равно не повод — не вчера родились, не в первый раз живем, незачем по пустякам матомной энергией на меня плеваться. Супруга приезжает? Это — да, допустим, это повод, а теща, предположим, даже на причину тянет, признаю, причем на уважительную. Согласна, но я-то здесь при чем — я ж тебе не теща!!

— Жалко, что не теща — на такую тещу я бы и жену с доплатой поменял. А вообще-то это я для профилактики, чтобы жить не так обидно было… Не сердись, ты ведь понимаешь, ты ж свой парень, Янка, — отвалил мне комплиментище Калугин.

Спасибочки.

— Понятно, что не твой… Короче, Лешенька, к чему ты это всё, кроме профилактики? Колись давай, чего тебе из-под меня такого исключительного надо, многосложный мой? — спросила я, сиречь «свой парень Янка».

— Так я же говорю — вилы мне, короче, ситуевина-то у меня какая: машину надо на вокзал сгонять, баб я должен встретить, поезд около полуночи придет. Янка, удружи, я по-быстрому — туда-сюда, за часок управлюсь. Я и Рудасу легонько намекнул, он в принципе не против — мол, если ты отпустишь…

— И всё?!

— Всё.

— И больше ничего?

— А чего еще?

Даже скучновато. Стоило бодягу разводить! Согласие само собой подразумевалось — в такого рода пустяках своему водителю отказывать не принято. Дел на грош, а трепотни на доллар, но по крайней мере время скоротали, пока в заторе маялись. Так, с шутками и прибаутками, под сиреной и миглом…

Пробку мы осилили, но уехали не слишком далеко. Едва мы разогнались, вдруг откуда ни возьмись… Или так: вдруг откуда ни возьмись, едва мы разогнались… Словом, буквально через несколько минут очередной невесть откуда взявшийся страж правопорядка жезлом приказал нам остановиться. Еще один мастеровой в милицейской форме без дела отирался на газончике. Оба, что занятно, с автоматами и в бронежилетах.

— Оба-на ты еба-на, — у Калугина аж матерщина кончилась, — ну полный беспредел: «неотложку», гады, тормозить затеяли! А если бы у нас клиент в карете загибался? Точно отморозки… эх, нет на них товарища Калашникова, нет!

— Как же нет? А что ж на них повешено?

— Да чтоб оно у них никогда не встало, что на них повешено! — Калугин подрулил к поребрику. — Сказал бы я тебе, что на них повешено, только слов таких на свете нет, даже выражений не осталось…

Мы остановились. Лешка полез за документами. В мою дверцу тоже постучали. Ага, типа: кто там? — Я. — Я? Как, разве это я, это же не я, а некий мент Звездюлькин! А коли я не я, а данный мент Звездюлькин, то кто же тогда я, а вдруг и мент к тому же не Звездюлькин?

Как очень скоро выяснилось, с юмором у моего нечаянного визави было скверновато. С внешностью, манерами и головой, к сожалению, тоже. Если предыдущий обормот (тот, на перекрестке) с легкостью тянул на Винни-Пуха, даже перетягивал его, то этот недомерок мог бы по контрасту сойти за мультяшку Пятачка, но — смахивал на крысу. И не на мультипликационную или канцелярскую, а на самую что ни на есть канализационную. Мелкий, хлипкий, какой-то недоделанный, маковка размером с фигу, глазки-бусинки на ней — очень не понравился он мне, греха таить не буду.

Звездюлькин-не-Звездюлькин не вполне разборчиво представился:

— Оперуполномоченный лейтенант Козлов.

Напомню: молчать мне надоело.

— Извините, неуполномочный лейтенант — кого?

— Не кого, а лейтенант Козлов. А вы кто будете?

— А вы не догадались? Ну сами посудите: кто у нас по жизни в машине с красными крестами в халате и с фонендоскопом под мигалкой ездит? Попробуйте с трех раз: доктор, доктор или всё же доктор?

— Отвечайте на вопрос, я при исполнении!

— А я при чем?

— Что вы позволяете себе! Я…

— А я? — перебила я и добавила, видя, что больной не понимает: — Да вы не беспокойтесь так — и я при исполнении. Не переживайте, я вам помогу: доктор я, глядите — всё на мне написано, — я ткнула в бейдж с фотографией, пришпиленный к нагрудному кармашку. — Или вы неграмотный? Не беда; если вы неграмотный — могу орудие лекарского производства предъявить, — продемонстрировала я фонендоскоп, — видите, всё просто. Вы удовлетворены?

— Я при исполнении!

Не сдержавшись, я пробормотала:

— Не расстраивайтесь. Может, рассосется…

Мент таки расслышал.

— Прекратите шуточки шутить! Я…

Кто бы дальше спорил.

— Вы при исполнении, товарищ лейтенант, вы уже об этом доложили. Я вас поняла — чувство юмора уставом не положено. Вредная у вас работа, — дружелюбно посочувствовала я. — Вам помочь? Кого ловить прикажете? Вы ж, наверно, ловите кого-то? Не волнуйтесь, ежели бандиты, например, «скорую» угнали и под врачей работают, то пусть себе работают — больше нашего они вряд ли навредят… Или вы кого другого ловите?

Ментик просветил:

— Рыбу ловят, — огрызнулся потешный милиционерчик, — а мы одного преступника разыскиваем.

Я на всякий случай уточнила:

— Только одного? И причем — преступника? — переспросила я. — То есть не преступницу? Видите ли, я с утра как будто женщиной была, э-э… если вы не видите. Может быть, вы пол сличить желаете?

Кажется, я его достала.

— Будет указание — сличим. — Милиционерчик неприязненно поморщился. — Свободны, проезжайте. — Но напоследок всё-таки не выдержал: — Попались бы вы мне…

Фи, какой невежливый. Жизнь, должно быть, у ментов такая. А кому сейчас легко?

Нелегко было и обиженному на задержку старичку, который дожидался нас битых три часа и от нетерпячки до того измаялся, что и впрямь не в шутку занемог. Плановая госпитализация превратилась в экстренную,