— Он самый.

— Вы родителей решили раньше времени списать в утиль? В последнее время практически не появлялись у них.

— Я, мне стыдно, — сказал он, тяжело дыша.

— Раньше было надо думать.

Он неожиданно рассердился.

— Мне и так тяжело, а вы тут читаете нотации.

Девушка молчала. Он достал из кармана деньги.

— Вот возьмите. И спасибо, что выручили, хотя почему они не обратились ко мне, ума не приложу. Я бы приехал в любое время и дал деньги. Без проблем.

— Так уж и в любое. Небось, вечная занятость… А родители сами по себе: колупаются, как хотят.

— Простите, мне и так, — он сложил руки, и деньги разлетелись по полу.

Они нагнулись одновременно, стукнувшись лбами. От девушки шел горьковато-тревожный запах. Это были странные духи. Уж в женских духах он разбирался.

— Вот, — в его руке было пять бумажек.

Девушка забрала их и кивнула.

Нужно было развернуться. Поблагодарить еще раз и уйти. Но вместо этого он почему — то сказал:

— Можно зайти? Я хотел спросить вас о них. Вы же общались в последнее время.

— Проходи! — Девушка посторонилась. — Но не на кухню, а прямо в комнату. На кухне — бардак.

Комната странной девушки выглядела совершенно не подобающе для ее облика. Большую часть пространства занимали книжные полки: подойдя ближе, Вадим разглядел Юнга, Арендт, Тойнби, еще с десяток классиков философии, психологии и социологии. Дальше шли книги на французском, немецком и английском языках.

Он с трудом отвел глаза от полок и перевел их на девушку, но она стояла у окна и смотрела вниз.

У стены находился черный диван с серым пледом. Шторы на окнах были черными. Стены — темно-серыми, время шло уже к вечеру, и от этого комната выглядела несколько зловещей… Девушка тоже была в черном… легинсы и свободная футболка почти до колен.

— Чай предлагать не буду. Кофе есть перуанский.

— А водка? — произнес он чуть ли не с мольбой…

Она строго посмотрела на него.

— Есть. Могу предложить еще виски и ром.

— Набор пирата? — попробовал он пошутить.

Но его новая знакомая только подняла вверх одну бровь и ничего не ответила…

Через пятнадцать минут они сидели на полу, прислонившись к дивану, на низком столике стояло три бутылки, стаканы и пепельница. Ему хотелось плакать и одновременно ругаться. Но он себя сдерживал. Сколько выпил — не помнил. В голове шумело. Он пробовал курить, но сигареты то ломались, то зажигалка барахлила. Он попросту был уже пьян, и руки дрожали. Незнакомка же взяла сигарету и красиво закурила, пуская колечки дыма в воздух.

— Как в-вас зовут! Мы даже не познакомились.

— Арина.

— Родионовна…

— Филипповна, — без тени улыбки сказала она.

— Да. Простите, я все не могу смириться, что… Я был для них светом в окошке, они едва на меня не молились, а я… Скотина, просто скотина.

— Не будьте столь самокритичны. — Дым вился красивыми колечками, и он, как завороженный, смотрел на него.

В темноте эти белые кольца казались чем-то инфернальным, словно видение из другого мира.

— Смерть — это всегда не про нас. Так мы думаем, и ошибаемся. Нам все нет времени, чтобы задуматься о смысле смерти. Мы о жизни-то не думаем. А о смерти — подавно. Она что-то для нас далекое и непонятное. А она рядом и близко. Совсем рядом.

— Боже, как глубокомысленно, — в его голосе прозвучала ирония, и он испугался, что его не так поймут.

— Я не о том.

— Понимаю.

— Кто вы? Я имею в виду, чем занимаетесь?

— Аспирантка. Мой научный руководитель профессор Голубицкий, слышали о таком?

— Да. Конечно.

— Я пишу диссер под его руководством.

— Тема тоже касается смерти? — и снова ирония.

— Не совсем.

Он на минуту отключился, словно провалился в черную холодную дыру. А очнулся от того, что его коснулась чья-то шерсть, открыв глаза он увидел в темноте два фосфоресцирующих глаза, хотел закричать, но вовремя понял, что это Муська.

— Муська? — пробормотал он. — Она уже стала призраком и проходит сквозь стены?

— Нет. Вы просто забыли запереть дверь, и Муся пробралась сюда…

Девушка взяла кошку и отодвинула от него.

— Нужно пойти закрыть дверь.

— Я уже это сделала.

— Вы ангел, — попробовал он пошутить.

— Ну, не совсем. И такими комплиментами не разбрасываются.

— Я говорю правду, честное слово. И комплиментами я не разбрасываюсь. — Но тут же он оборвал себя самого.

— А кем работаете вы?

Он чуть было не протрезвел: где он работает, нельзя было говорить ни в коем случае.

— В одной фирме, но это весьма скучная работа, ничего интересного.

— Тетя Ира говорила, что работа у вас хорошая.

— Можно сказать и так.

Кошка уткнулась в стакан с виски и чихнула.

— Муся, отойди! — взмолился он. — Прошу… У вас, кстати, нет никакой живности? А то Муся слопает. У нее по весне инстинкт на всяких птичек, рыбок. Боюсь, мы не сможем проконтролировать.

— Был кролик Степа, но он умер. — Ему показалось, что в темноте на глазах девушки блеснули слезы…

— Извините, — он попытался встать, но тут ноги, да и все тело отказалось повиноваться, и он рухнул на ковер, зацепившись за край стола…

Арина подхватила его вовремя.

— Я вас доведу до туалета, — просто сказала она.

Наутро Вадим открыл глаза и понял, что он находится в чужой квартире. Голова с похмелья трещала, он провел рукой по волосам и чуть не свалился с узкого дивана. Он был заботливо укрыт пледом, очевидно, принесенным из его квартиры.

Где он? Что за черт? И тут он все вспомнил: и вчерашнее отчаяние в квартире после смерти родителей, и распитие спиртных напитков со странной девушкой со странным именем, вот только как ее звать, он забыл. Кажется, Агафья?

Нет, не то. Алевтина? Тоже — мимо!

— Алиса! — крикнул он.

В ответ — тишина.

— Авдотья!

Тоже — ни звука. Неужели он здесь один?

Решительно отбросив плед, Вадим, прихрамывая пошел в коридор… В туалете висело зеркало во всю стену. Да, оригинально!

Он прошел на кухню. На столе лежала записка, написанная крупными буквами.

Вадим! Я ушла по делам. Захлопни дверь. Надеюсь, тебе после вчерашнего получше. Если хочешь есть, открой холодильник. Муся пока может остаться у меня. Арина.