А однажды на 9 Мая мой самый младший внук Паша (он же правнук Буденного) отправился со своей прабабушкой Марией Васильевной (вдовой С.М. Буденного) на Красную площадь, где похоронен Семен Михайлович. А в Кремль как раз приехали Клинтон, Коль, главы других государств. Охрана была предупреждена и пропустила Марью Васильевну с Пашей. Мало того, офицер, встречавший их за Мавзолеем возле могилы Буденного, проявил любезность и ласково спросил: «Ты пришел к дедушке на могилу?» — «А вы знаете, кто мой дедушка?» — спросил Паша. «Ну-ка, ну-ка, кто же?» — с улыбкой спросил офицер. А Пашка ответил: «Мой дедушка — Михаил Державин. Это — мой прадедушка». Точное поколение.

Кстати, интересно, что со всеми своими тестями я виделся в детстве. Про Райкина я уже писал выше. А Семен Буденный тоже нередко проезжал в своей машине по Арбату. И я его прекрасно помню. Мы, дети, были очарованы его личностью, бежали за машиной и махали ему рукой. Потом сделали Новый Арбат — просторный, по которому сейчас носятся машины наших новых руководителей. Так вот, мы, дети, выходя из школы, часто видели Буденного в автомобиле и махали ему рукой. Он нам тоже в ответ всегда помахивал. А когда он стал моим тестем, я ему и рассказал: «Семен Михайлович, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, я выходил из школы и вам махал». На что он тут же среагировал: «Ну, вот и домахался!»

Семен Михайлович был человек с большим юмором, обожал смешное! Рассказал мне как-то такую историю. Он всегда ходил в военной форме. И вот однажды он с женой Марией Васильевной решил на премьеру сейчас уже не помню какого спектакля пойти. В общем, стало ему как-то неудобно в своей родной, разношенной до удобства форме в чертог культуры идти. Он надел гражданский костюм, галстук нацепил чуть ли не впервые в жизни. Пошли. Первое действие проскочило быстро, наступил антракт. Вышли они с женой из ложи и гуляют по фойе. А там возле буфета стоят две этакие массивные тетки, кушают пирожные, запивают лимонадом, одна из них толкает другую и громко-громко говорит: «Вот переодеть мужика в военную форму — вылитый Буденный!» Эту историю Семен Михайлович мне лично рассказал, говорил: «Я так хохотал!»

Семен Михайлович Буденный меня в основном смотрел по телевизору в «Кабачке «13 стульев», а вот моего отца, Михаила Степановича Державина, народного артиста РСФСР, довольно много видел в театре и кино, в фильмах, в которых снимался отец, в таких как «Парень из тайги», «Дело Артамоновых», «Великий перелом» (прообраз его героя генерала Муравьева — Жуков), «Глинка» (в этом фильме отец сыграл поэта Жуковского). Буденному игра отца очень нравилась, он говорил: «Папа у тебя мировой». Семен Михайлович видел его в спектакле Николая Охлопкова, в котором отец играл фельдмаршала Кутузова. Его впечатлило, что молодой актер сумел сыграть возраст, перевоплотиться в человека в летах. «Вы-то тоже молодыми были, когда революцию делали», — сказал я. «Да, относительно молодыми», — ответил Буденный. Он ведь до революции уже стал Георгиевским кавалером царской армии. Советская власть тоже не жалела для него орденов, которыми он никогда не хвалился. Ведь Буденный — трижды Герой Советского Союза. Таких, как он, в стране значилось только трое: Покрышкин, Кожедуб и Семен Михайлович Буденный.

Эти люди были намного сложнее, чем мы о них думали. Помню, меня Анатолий Васильевич Эфрос спросил, а читал ли «Войну и мир» Буденный. Я пришел домой и робко поинтересовался: «Семен Михайлович, а вы «Войну и мир» читали?» — «Первый раз, — ответил он, — еще при жизни автора». Помню, Анатолий Васильевич весьма удивился, когда я ему передал этот ответ.

Он любил, когда я ему читал вслух: слушал в моем домашнем исполнении «Войну и мир», интересовался Солженицыным, когда «Новый мир» опубликовал «Один день Ивана Денисовича» (этот рассказ я тоже читал ему).

Ко мне относился хорошо. Смотрел передачи из Дома актера с моим участием, тогда ведь было всего два канала — Первый и Второй, и так же, как и Аркадий Исаакович Райкин, другой мой тесть, хвалил, говорил: «Молодец!» А порой замечал: «Вот, Миша, мне показалось, что сегодня вы с Ширвиндтом сыграли номер даже лучше, чем в прошлый раз!» Буденный был невероятно умным, очень начитанным и эрудированным человеком. Очень культурным — я от него ни разу в жизни не слышал никаких грубостей.

Вспоминается еще такой эпизод. Однажды меня вызвал к себе Валентин Николаевич Плучек и предложил вступить в партию.

Он так и сказал:

— Миша, ты должен вступить в партию.

— Как это? Почему я? Почему не Шурик, не Анатолий Дмитриевич Папанов?

— Ты у нас единственный русский (конечно, шутя), а потом, Папанов отказался. Понимаешь, он признался: «Валентин Николаевич, я боюсь. Я еще выпью и потеряю партийный билет».

Дома я посоветовался с Семеном Михалычем. Он сказал: «А что? Ты достойный человек, вступай. В партии ведь неплохие люди. У вас хорошая партийная организация». В то время секретарем партийной организации была Татьяна Ивановна Пельтцер. И я вступил. «По велению сердца». После меня вступили Менглет и Аросева. Они были уже тогда «народными». Как могло это отразиться на карьере? Я не строил себе никаких иллюзий. Членство в партии не позволяло лучше сыграть роль. За тебя по блату на сцене никто бы не сыграл. Это был семидесятый год. Перед нами открывались многие двери, но не потому, что мы были партийными.

Мы с ним дружили, ловили рыбу в Баковке, где он жил на государственной даче. Семен Михайлович рассказывал мне массу историй, ведь он был знаком с колоссальным количеством людей. Он был не таким, как его представляют в анекдотах. Обладал прекрасным чувством юмора, разбирался в искусстве. Был очень спортивным. Помню, рассказывал, как в пятьдесят с чем-то лет мог пройти со второго этажа на первый на руках.

Семен Михайлович обожал своих троих детей. Позже старший Сергей стал военным. Младший Миша работал в системе Министерства внешней торговли СССР. А Нина — журналист. Пятнадцать лет проработала в Агентстве печати «Новости», а потом — в книжном издательстве.

Он — полный Георгиевский кавалер, кресты, полученные во время Первой мировой войны, хранил и носил на отдельном кителе, «не смешивая» их с советскими наградами. Преподавал верховую езду в Высшей конно-спортивной школе, которая находилась на Шпалерной улице в Ленинграде. Это та улица, по которой шел Ленин в Смольный делать революцию. А Семен Михайлович на этой улице помогал брату царя осваивать конно-спортивную выучку.

Был прекрасным наездником, знал в лошадях толк. Если бы всех подаренных ему лошадей собрать, получился бы табун. Но он их всех тут же отправлял на конный завод. Любимой лошадью Буденного был Софист — один из первых представителей буденновской породы. Он на нем принял семь парадов. И вот что интересно. Свидетели говорили, что в день, когда Семена Михайловича не стало, Софист… плакал.

Нина вспоминала, что на конном заводе начальник конной части рассказывал такую историю. В его кабинете поминали Семена Михайловича в день смерти. Вдруг слышат: по цементному полу скачет кованая лошадь между денниками. Подумали, что Софист вырвался — он стоял в одном из денников. Бросились в коридорчик ловить: никого нет, Софист на месте. Вернулись в кабинет — и снова слышат, будто конь возвращается. Кинулись — опять никого… Мистика.