Та рассмеялась, а Эстер покачала головой.

— Чарльз, не стоит делать мне всякие пустые комплименты, — сказала она.

— А я действительно так считаю. И всегда так считал. Прости… Надо было давно понять, но… Оказалось, что уже поздно, да? Ты и я, мы… — Он тяжело вздохнул, и рука его бессильно повисла.

Наступила тишина, которую нарушал только стук спиц вязальщицы. Федра увидела, что мать закрыла глаза, словно ей невыносимо было видеть своего бывшего хозяина в таком состоянии.

— Он заснул, мама, — прошептала она.

Эстер вздрогнула.

— Да-да, знаю, — проговорила она, открыла глаза и поглядела на лежащего перед ней на кровати беспомощного старика. — Когда я впервые увидела его, он был таким статным, таким красивым, знаешь?

Она потихоньку встала, наклонилась к Чарльзу и легко поцеловала его в губы. Он застонал и пролепетал:

— Хелен…

У Эстер задрожали плечи, и она очень тихо что-то сказала, так тихо, что никто из присутствующих не расслышал что.

— Может, еще посидишь? — сказала Федра, считая, что сейчас происходит нечто очень важное.

Федра не понимала, что именно, но хотела подбодрить мать.

— Нет, ничего… ничего… Скоро с ним будут его дети. Присматривай за ним, Федра. Я… — Она не закончила фразы, бросила последний, полный отчаяния взгляд на Чарльза и поспешила прочь из спальни.

Федра подождала немного и последовала за ней. Мать спускалась по лестнице, но неожиданно остановилась, держась за перила обеими руками.

— Мама? С тобой все в порядке? — взволнованно спросила дочь.

Эстер медленно повернулась и поглядела на нее — в глазах ее стояли слезы.

— Мама! — повторила Федра, не зная, как реагировать на это. Она не помнила, когда видела свою мать плачущей.

Эстер только покачала головой и пошла вниз очень осторожно, словно прощупывая каждую ступеньку. Со стороны могло показаться, что это идет очень старая женщина.

— Ступай к Чарльзу, — сказала она дочери, когда они вышли в холл. — Скажи ему… Нет, ничего не говори. Просто позаботься о нем. Пожалуйста.

Голос ее то звучал выше, чем обычно, то срывался. Федра обеспокоенно следила за матерью, в то время как та надевала плащ. Вот взяла зонтик, открыла дверь… На улице по-прежнему лил проливной дождь.

— Мама, не стоит тебе выходить в такую погоду, — сказала Федра. — Все-таки у тебя артрит…

Она тоже вышла на крыльцо и тут только увидела у ворот старенький «фиат» Ангуса Купера. Это значит, что он подвез мать сюда и все это время ждал ее. Федра даже рот раскрыла от удивления, а Эстер тем временем села в машину, и они с Ангусом выехали на дорогу.

А через три часа возле дома остановился еще один автомобиль — «порш». Федра вышла на крыльцо встречать Айана и сразу заметила, что выражение его лица стало еще жестче — губы поджаты, брови нахмурены, взгляд тяжелый, напряженный.

Ну и Бог с ним! — подумала она. Мне до него вовсе нет дела! Лучше бы с ним не разговаривать. Но это вряд ли возможно.

— Как он? — спросил Айан, выскочив из машины под проливной дождь.

На нем был строгий деловой костюм, он даже не накинул плащ, не взял зонтик. Взбежав по ступенькам, он остановился перед Федрой, которая, несмотря на свою давнюю обиду, вдруг залюбовалась им — так хорош, слишком хорош для того, чтобы относиться к нему как к нерадивому пасынку.

— У твоего отца боли прошли, но он очень слаб, — ответила она довольно сухо. — Доктор Полсон говорит, что его нельзя волновать.

Айан бросил на нее недовольный взгляд и проследовал в дом.

— Ты что, хочешь сказать, будто я способен его расстроить? — сердито бросил он через плечо.

— Ты способен расстроить кого угодно, — не преминула подколоть его Федра. — Постарайся все-таки проявить чуткость.

Айан резко повернулся, при этом она едва не натолкнулась на него, и они оказались так близко друг от друга, что их тела почти соприкоснулись.

— Я всегда очень чуток. Но ты права в одном, Федра, — сказал он, буквально сверля ее взглядом. — Мне доставит удовольствие расстроить тебя, как только мне представится такая возможность.

Сказал как отрезал, повернулся и пошел, вернее понесся наверх, а Федра так и осталась стоять, закусив губу от обиды, готовая запустить ему в спину чем-нибудь тяжелым. Какой же мерзавец! Только бы говорить всякие пакости… Она решила было не идти в спальню и дать сыну возможность побыть с тяжелобольным отцом наедине, правда при сиделке, но потом передумала. Айану доверять нельзя, он может что-нибудь не так сказать, а Чарльз в таком состоянии, что легко заведется от любой чепухи. Поэтому она медленно поднялась наверх и застала Айана склонившимся над кроватью. Сиделка тактично повернулась к ним спиной, раскладывая на столике какие-то лекарства.

Когда Айан заговорил, голос его звучал совсем по-другому, не так, как минуту назад, — тон был мягкий, почти ласковый.

— Привет, папа, — услыхала Федра. — Не стоило тебе впадать в такие крайности только для того, чтобы повидать меня.

— А ты уж возомнил черт знает что, — проговорил Чарльз. Говорить ему было трудно, но неожиданно он добавил с вдруг вернувшимися к нему знакомыми интонациями: — Не надо было тебе жениться на Рози.

— А я бы и не женился, если бы ты не вмешивался и не запрещал мне, — признался Айан и с улыбкой взглянул на неожиданно закашлявшую Федру.

Чарльз отдышался немного и только потом проговорил:

— Это правда? Выходит, ты и в банк пошел бы работать, если бы я не уговаривал тебя?

— Нет. Это совсем другое дело. Меня всегда привлекала реклама.

— Пусть будет по-твоему, — скривился отец. — Что ж, тогда мы еще посмотрим, кто из нас будет смеяться последним. Понял? Я оставил все Федре.

— Я знаю.

Айан снова взглянул на Федру. Та в испуге даже попятилась, хотя ничего угрожающего в его взгляде не было.

— Вот так-то, поделом тебе, мой мальчик. Ты же сам это понимаешь? — продолжал Чарльз.

— Думаю, что вполне, — согласился Айан и выпрямился, расправив плечи. — Надо было мне давно присмотреться к Федре повнимательнее.

Она сделала еще шаг назад и стукнулась спиной о косяк двери. Тут уж сомнений нет — в лице Айана появилось былое воинственное выражение, он даже выпятил подбородок. Черт его побери! Знает же, что она не может спорить с ним в присутствии больного!

А старик тоже понимал это и, очевидно, сожалел, что будет лишен возможности стать свидетелем неминуемого из-за его хитростей скандальчика. Было заметно, что Чарльз устал, но он все же собрался с силами и сказал:

— Да уж, мальчик мой, вот это тебе и следует сейчас сделать — присмотреться повнимательней к Федре.