– Ай, молодец! – похвалил его Любомир. – Умище-то не пропьешь! Верно я говорю, православные?

Толпа загудела:

– Точно!

– Правильно!

– В Кремль его! Пущай князь решает!

– Значит, согласны вы, чтоб головника князь судил? – гнул свое дальше седой дружинник. – Хотя какой он головник?! Вон он, Емельян Олексич! Поглядите, кто не верит на слово! Живой стоит! Целехонький! Только за живот держится…

– Верно! – отвечали люди. – Живой!

– И Мишка вроде как не убитый. Юшка из носа? Так это у молодых не в диковину. Сами подрались, сами помирились…

– Спасибо тебе, Любомир Жданович! – чинно проговорил белый как лунь дед. Такому давно пора на печи сидеть, косточки греть да внучатам сказки сказывать. Одному Богу ведомо, зачем его понесло на торжище?

– Да за что же спасибо? – приподнял бровь всадник.

– Не дал греха на душу взять. От смертоубийства удержал, – все так же неторопливо и веско объяснил старик.

– Ну! – хмыкнул Любомир. – Тут мне добавить нечего. Удержал так удержал. Грешен. Каюсь.

По рядам плотно сгрудившихся людей волной прокатились смешки.

– Все, православные! Идите по своим делам! А то без товара останетесь. Чем тогда семьи кормить станете? – махнул рукой дружинник, а сам неторопливо подъехал к неподвижно застывшему Никите.

– Откуда будешь такой, прыткий? – внимательно пробежал взглядом, словно цепкими пальцами ощупал. Все подметил, все определил раз и навсегда – и постав ног, и обманчиво расслабленный хват на давно остановившемся посохе. Нютку, растопырившую руки в неуклюжей попытке защитить – и ту разглядел.

– Издалече, – отвечал Никита. Любомир ему нравился. Уверенностью и спокойствием напоминал Горазда. Именно поэтому парень решил держаться настороже. Нельзя поддаваться чувствам. Расслабишься – сожрут и косточки сплюнут.

– Никак тверич? – подметил его выговор седой.

– Оттуда. Верно. А что, нельзя?

– Тверичам дорога на московский торг не заказана. Только зачем же палкой махать, бояр калечить?

– Я первым в драку не лез, – стоял на своем парень.

– Да неужто?

– Кто меня плетью ожег? Боярин ваш…

– А ты такой гордый, что уж и плетью нельзя?

– Я – не холоп.

– А кто же ты?

– Человек.

– Вона как! – протянул Любомир. И повторил, будто пробуя слово на вкус: – Человек! Не приучил разве вас Михаил Ярославич к покорности?

Никита только плечами пожал. Что тут ответить? Он о князе тверском и не слышал, почитай, ничего, кроме того, что успел поведать дед Илья. И с дружинниками Михаила Ярославича первый раз столкнулся, когда боярин Акинф пожаловал в гости к Горазду.

– Крут ваш князь. Ох, крут. Не понаслышке знаю, – прищурился седой. – Что ж молчишь, парень?

– Нечего мне говорить.

Толпа вокруг заметно поредела. Одно дело – на драку глазеть, а то и всем миром чужака пришлого отделать, а совсем другое – слушать неспешную беседу. Да и вопросы дядька Любомир задает простые и будничные. К чему там прислушиваться? Нет, скучно…

– Домой беги, – яростно зашипел Никита на ухо Нютке. – К дядьке Прохору! Нечего тебе тут делать!

– Я тебя не брошу! – отвечала девка. Вот упрямая!

– Иди-иди! Я сам управлюсь.

– Не пойду. Ты гость наш…

– Иди, я сказал!

Седой с интересом наблюдал за их перепалкой.

– Девчонка с тобой?

– Нет! – ответил Никита.

– Да! – одновременно с ним ляпнула Нютка.

Любомир рассмеялся. Покачал головой.

Тем временем Емельян Олексич отдышался. Зло гаркнул на стремянного Мишку, который продолжал размазывать розовые сопли по реденьким усам. Тот промямлил что-то виновато и побежал искать коня.

– Кем драться-то учен? – без предупреждения спросил Любомир.

– Дядькой Гораздом… – проговорился парень. И прикусил язык, но было уже поздно.

– Гораздом, говоришь? Слыхал я об одном отшельнике, которого Гораздом зовут. Сколько раз его звали князья – и московские, и тверские, и рязанские – учить дружину бою оружному и рукомашному. А он ни в какую… Гонцам отвечал, что самому Александру Ярославичу Невскому служил, а больше ни единому князю не станет. Гордый. И упрямый.

Никита удивился, хоть и постарался не подать виду. Он и знать не знал, что его учителя, оказывается, все окрестные князья звали к себе в дружину.

– От московских князей еще при Даниле Александровиче ездили. Вот Олекса Ратшич и ездил, – Любомир кивнул на боярина Емельяна. – Его тятька, стало быть…

Старый дружинник замолчал. Видать, минувшие дни вспомнились.

Емельян Олексич с помощью Мишки забрался на подведенного коня и теперь срывал злость на спутнике, вполголоса выговаривая ему. Лишь бросал исподтишка косые взгляды на Никиту.

– Отведи меня в Кремль, почтенный Любомир Жданович, – попросил парень.

– Что-о? – удивился старый дружинник. – Ты никак княжеского суда просить захотел? Я-то думал…

– Не суда, – мотнул головой Никита. – Мне ему послание от Горазда передать нужно. Очень нужно. Я затем и в Москву пришел.

– Вона как… А не боишься? Сперва ведь отвечать придется за то, что тут натворил.

– Отвечу, если надо.

– А ты смелый.

– Мне очень нужно передать слова Горазда. Я бы хоть так, хоть сяк в Кремль пошел бы. В ворота не пустили бы, через городню[36]бы полез.

– А поймали бы? – улыбнулся Любомир.

– Просил бы встречи с князем.

– А взашей бы выгнали?

– А я опять полез бы.

– А в подпол бросили бы?

– Убег бы…

– Вона как! Молодец. Уважаю.

– Так сведешь меня к князю Юрию? А, Любомир Жданович?

– К Юрию не сведу.

Заметив разочарованный взгляд парня, воин пояснил:

– Юрий Данилович уехал в Новгород. По делам. По каким, не спрашивай – не твоего ума дела.

– Я и не спрашиваю…

– Вот и правильно. А к Ивану сведу. Попробую добиться для тебя княжьей милости.

– Спасибо тебе, почтенный Любомир Жданович, век не забуду! – Никита поклонился дружиннику в пояс.

– Не радуйся прежде времени. Князь Иван Данилович справедлив, но суров.

– Бог не выдаст, свинья не съест.