Тот согласился, и в храме Божественного Юлия сменивший прежнего императора Цезарь Тит Элий Адриан Антонин Август дал клятву в верности обычаям и установлениям римского народа.

* * *

Обожествление Адриана прошло с пунктуальным соблюдением всех требований, сопутствовавших погребению божественного Октавиана Августа.

В городе был объявлен траур. Строго по значимости совершались все полагавшиеся в этом случае религиозные обряды. Из воска со всей тщательностью была изготовлена фигура умершего – его точное подобие. Это изображение было помещено на огромном ложе из слоновой кости, поставленном у входа в императорский дворец на разостланные златотканые ковры.

Восковой фигуре императора, выставленной на всеобщее обозрение, были оказаны все подобавшие посмертные почести. Все светлое время суток с левой стороны сидели сенаторы, облаченные в черное. Справа сидели женщины, мужья или отцы которых пользовались в Риме особым авторитетом и уважением. По обе стороны от ложа были воздвигнуты подмостки; с одной стороны разместился хор юношей, а напротив него – хор девушек из самых знатных семей. И те и другие пели скорбные гимны в честь умершего властителя.

Время от времени к ложу подходили врачи, «осматривали» больного, каждый раз объявляя во всеуслышание, что состояние его ухудшается. Наконец было объявлено, что император скончался.

Знатнейшие и известнейшие молодые люди всаднического и сенаторского сословий приблизились к погребальному ложу, подняли его на плечи и понесли по Священной улице (via Sacra) на старый римский форум.

Здесь, после очередного прощания, ложе вновь подняли и отнесли на Марсово поле, где уже был выстроен квадратный деревянный сруб, изнутри заполненный хворостом, а снаружи украшенный златоткаными коврами, фигурками из слоновой кости, цветными росписями.

Антонин как наследник покойного взял пылающий факел и поднес его к деревянной постройке. Сруб вспыхнул, и столб огня взвился на огромную высоту.

На следующий день на первом после окончания траура заседании сената Валерий Деций Гомул, не отказавший себе в удовольствии прочитать чрезвычайно хвалебную речь в честь нового принцепса, призвал коллег объявить Тита Элия Антонина Благочестивым – то есть Пием, – так как только по его настойчивому предложению сенат и римский народ согласились увековечить имя предыдущего правителя таким достойным пиететом.

Предложение Гомула было встречено длительной овацией, о которой Цивика Барбар, известный острослов и насмешник, выразился просто и по существу:

– Дозвольте от имени сената и римского народа приветствовать нашего дорогого новоявленного «благочестивца».

Глава 5

Будни начались со стычки, устроенной прежним префектом города Марком Гавием Максимом и вновь назначенным Юлием Катилием Севером.

В четвертом часу[18], когда Катилий во главе группы своих вольноотпущенников и рабов собрался войти в здание префектуры, расположенной в начале Субуры, путь им преградили вольноотпущенники и рабы Максима.

Субуру – улицу, протянувшуюся в долине между Опийским и Виминальским холмами, называли «кипящей» из-за бесчисленного людского потока, сновавшего здесь. Понятно, что начавшаяся словесная перепалка привлекла массу заинтересованных прохожих.

Марк Гавий настаивал на том, что срок его полномочий истекал не раньше следующих октябрьских календ (1 октября). К тому же никаких письменных указаний он не получал, так что уважаемый Катилий может отправляться домой и не создавать лишних трудностей в работе такого важного учреждения, каким являлась римская префектура, следящая за соблюдением порядка на улицах священного города.

В противном случае…

Катилий дал знак, и его приспешники попытались силой вломиться в здание, однако их натиск был отбит.

…Не прошло и получаса, как со стороны форума Веспасиана в сопровождении своего секретаря и двух рабов к месту потасовки подошел новый цезарь и «благодетель римского народа» Тит Антонин.

В его присутствии страсти улеглись, и новый принцепс, полуобняв обоих распалившихся магистратов, вошел с ними в здание.

Появились они ближе к полудню, когда тени в Риме укоротились до предела.

Выйдя к толпе, новый отец отечества вскинул руку.

Собравшиеся, которых к тому моменту сбежалось столько, что не только по Субуре, но и по прилегающим улицам, включая ближайшие форумы, пройти было невозможно, затаили дыхание.

– Вопрос улажен, к обоюдному согласию, – объявил император. – До конца срока полномочий делами заведует всадник Марк Гавий, а затем его сменит всадник Катилий Север, уже известный вам своей решительностью и опытом. По случаю объявленного примирения в конце месяца я назначаю трехдневные гладиаторские бои. Бойцы будут представлять мою школу. Это лучшие из лучших. Гражданам также будет роздана дополнительная мера хлеба.

Толпа встретила это решение воплями восторга.

С легким недоумением Сацердата, прятавшийся в толпе, воспринял это решение. Правда, радость, охватившая горожан при известии, что спор между двумя магистратами решен миром, тоже не обошла его стороной. Меньше всего его привлекали игры гладиаторов и раздача хлеба. Подбодрило другое – схватка чиновников! В течение полутора месяцев в городе не будет твердой полицейской власти! Нельзя было упускать это время бестолкового безвластия.

Это был первый день, когда Сацердата отважился выйти в город. Пора было присмотреться к памятным, уже подзабытым уголкам большого Рима, посетить людные места, заглянуть в таверны – может, где мелькнет знакомое лицо?

Хотелось заглянуть в лавки, через которые когда-то сбывали добытый товар и заодно, случалось, прятались, пока Сацердата крепко не встал на ноги и не обзавелся собственной мастерской по изготовлению надгробных памятников. Устроена мастерская была в одном из домов на Яремной улице. Там было все, что требовалось для безбедного проживания в Риме: крепкая ограда, баня с бассейном, боковые выходы на соседние улицы, просторные подвалы…

Осмотр не доставил ему радости, и если бы не стычка у городской префектуры, ему снова пришлось бы затаиться. Найти прежних дружков оказалось невозможно. Прежние известные ему лавки позакрывались, на их месте построили доходные четырех-, а то и пятиэтажные дома-инсулы. Мастерская сохранилась, но за эти годы несколько раз меняла хозяев, так что добиться ее возврата было невозможно.

Разве что пригрозить новому хозяину, однако это был негодный выбор. Наверняка засветишься, а это никак не входило в планы Антиарха. Гоняясь за малым, как бы не упустить большое – Сацердата всегда придерживался этой мудрости.

Еще час назад, прогуливаясь по рынкам, ему мерещилась мечта о собственном надежном и безопасном гнезде. Как ни крути, лучшего места, чем усадьба его бывшего покровителя, сенатора Аквилия Регула, не найти. Там и места побольше, и расположена она за Тибром в тихом безлюдном месте.

…Вспомнилось поместье сенатора – просторный домина со многими входами и выходами, с темными клетушками, в которых Регул держал искалеченных им рабов. Любил сенатор поиздеваться над подвластными ему людьми… В любом случае этот особняк да плюс приданое, которое давали за ним –