«И за что мне такое наказание» – картинно морщился Лент, но терпеливо объяснял. С приведениями, которые умертвия, было более ни менее понятно – остаточная форма жизни, зацепились. Перерезать последнюю ниточку может любой ведьмак. Всего-то и нужно, что немного пламени. Но дамы зелёного клана за отсутствием источника внутреннего огня ничего такого не умели, поэтому Анна пытала Алевтину про альтернативы. В ответ Алевтина (в купе с прочими зелёными подружками Анны) качала головой: «это непросто». Тогда Анна принималась за Лента.

«Непросто, но не невозможно, Ленточка!»

Вот почему он – Ленточка-Лавренточка, а она только Анна и хоть ты стреляй? И не отзовётся ни на одну производную! Иногда в разговоре ему доводилось сорваться на сокращенное: «Ты что удумала, Анн?!», но и тогда она морщила носик.

«Удумала, не придумала. Я читала! Пламя не обязательно. Можно его заместить сочетанием слов и жестов».

Лент соглашался, что можно. Только кто станет возиться и учить заклинания, когда достаточно одного щелчка пальцев?

«Ну давай, ищи текст, будем репетировать», – он всегда улыбался, когда уступал: она была чрезвычайно трогательна в своём триумфе.

«Только пообещай взять меня на вызов!»

Пообещать такое было труднее, но она никогда не отступала, его Анна.

Помнится, первое привидение они отметили походом в кино на «Любимую Девушку». Не после, а до. Он подумал, что так будет лучше – для неё, – чтобы отвлечься и немного расслабиться. Получилось наоборот, сюжетная линия фильма разволновала Анну не на шутку, и она болтала всю дорогу до самого дома заказчицы: «Нет, ну разве ты не понимаешь, чувство ревности – это признак незрелой личности!» Она была права, только Ленту было двадцать и он ревновал свежеиспечённую супругу к каждому столбу. Ревновал, разумеется, молча. Поэтому и отвечал не в тему: «Если ты будешь так волноваться, привидения не разглядишь».

Хозяйка провела их в дом, горестно вздыхая: «ходики опять встали», и указала на дальний угол с образами. По её словам, привидение облюбовало именно ту часть её жилища, всячески игнорируя лампадку и ладан. Может, оно завелось ей в наказание? За то, что она спрятала иконы в самом далёком углу, а? Ленту от таких предположений всегда становилось весело, но как начинающий, с клиентурой он обращался бережно, посему заверил хозяйку в обратном и, просветлевшую, проводил за дверь.

А когда вернулся, Анна кусала губу.

«Что, не видишь?» – «Не вижу, Лент». – «Так и я не вижу, глупая! Взрывная волна твоих эмоций раскидала всех привидений в радиусе километра».

Она усмехнулась и контур наконец проявился. Умертвие. Значит, из тех, что случайно зацепились, а не гонец-предвестник из-за Черты. Нет в жизни баланса. Кто-то лезет сюда, не спросясь, а кто-то хочет уйти, да не может.

«Чего ждёшь? Скрещивай руки и декламируй». – «Жалко. Хочу сначала понять, почему он остался?»

Отвечать Лент не стал, всё равно ведь ничего не получится и ему придётся обрезать связь огнём, но Анна вдруг решилась, торжественно скрестила руки на груди, и по комнате пролетел её звонкий шёпот: «ваде ин паче».

На границе воображения Ленту показалось, что из точки пересечения её рук к тёмному сгустку под образами протянулась нить, которой тут же не стало. Пока он думал над природой этого феномена, Анна опустила руки и грустно вздохнула: «Ну вот и всё».

«Ты что, снова шандарахнула эмоциями?» – «Нет, отпустила. Он ушёл. И, кажется, сказал мне спасибо».

Лент облазил тогда каждый сантиметр того пыльного угла, перетрусил образа, затушил лампаду и просыпал ладан. Ничего. Не нашёл, не почувствовав и не проявил силой. У неё получилось! Vade in pace – иди с миром. Вот и не верь после этого в сказки.

Верную, значит, Алевтина сохранила литературу. «При болшевиках», как называла советскую власть кормилица, такие книжки хранили только те, кто гарантировано мог их спрятать, и Алевтина входила в их число.

– Что стоишь, Алевтина, тащи свои фолианты! – повторил он просьбу-приказ, ничуть не интересуясь причитаниями на тему «куда ж, ночью-то» и «принял бы лучше отвар». Отвар он примет, но спать – ни-ни. Выспался! – И зелёнку неси! Руны ничерта удар не держат!

– Так…

– Не так, Алевтина, не так! – пиджак полетел в одну сторону, рубашка в другую. – Я ведьмак! Даром что перекрашенный. И жизнь свою собираюсь продать дорого!

– Кому? – охнула Алевтина, поняв его буквально, и он расхохотался: – Всё хорошо, старушка, всё будет хорошо.

Вокруг Анны всё всегда получалось само собой. Также сам собой (и весьма быстро) сформировался круг её приближённых, ласково именуемый ею «ближним кругом». Во главе зелёного клана, традиционно славянского, до войны стояла ведьма по имени Савила, у которой подрастал сын, редкое событие. Остальные дамы когда-никогда заводили семьи с другими тёмными, но как известно, детишками в таких семьях обычно бывали девчонки. Савиле повезло. Хотя Лент в везение не верил. Просто она была сильной ведьмой, а клану нужен был ведьмак, вот природа и подсуетилась. На тот момент в перекроенной большевиками стране уже не было никакого баланса силы. Виданое ли дело – на город такого размера не осталось ни одного потомственного борца с нечистью. Лент, как известно, в зелёных рядах задерживаться не собирался, как и остальные отпрыски смешанных семей, так что на пацанёнка Савилы ответственность легла с рождения.

Андрейка рос взрослым и понятливым, его обожали все, а Анна так практически усыновила. «При живой-то матери!» – смеялась Савила, но ведьмы любили Анну, и Савила не была исключением, сама входила в «ближний круг» и даже отстаивала Анну на межклановом совете.

И на клановом защищала, было. Приезжие ведьмы не сразу понимали, почему среди них блестит и сияет светлая. Тут Савила поступила мудро – она не навязывала им светлую, она её внедряла. На первом совете Анна была представлена наставницей наследника Андрюшеньки. На втором, через год, уже после свадьбы с Лентом, женой нового защитника Москвы, добровольно оставшегося зелёным. А в третьем Анна участвовала уже на собственных правах как начинающая ведьма клана.

Тогда советы собирались не чаще раза в год и требовали длительной организации – не все страны и губернии могли отправить представителей в далёкий путь. Назначали между собой представителей, по регионам. А потом в течение года распространяли новости по городам и весям, что, в свою очередь, требовало дальнейшей корреспонденции и личных визитов.

Ведьмаков, кроме Лента и Андюшеньки, на советах в те времена не бывало, защитники путешествовали только по прямой необходимости, а именно – по вызовам для защиты от нечисти, так что административный процесс ведьмы привычно поддерживали сами.

А потом была война. Ведьмаки стали и вовсе нарасхват. Носились по планете, правдами и неправдами пересекая границы с самыми невероятными папирами и аусвайсами, заполученными при помощи синих и жёлтых кланов. Массовые смерти и переходы за Черту раскрывали мембрану настолько широко, что нечисть лезла в мир живых в неконтролируемых объёмах. Дикие охотники, дорываясь до выживших, выкашивали их безумием и страхом. А ведьмаку, как известно, нужно успеть к заражённому до начала изменения личности, поэтому для таких как он не существовало границ.