— Да, в окружении короля у вас есть враг, сестричка, это возможно. Так вот, у меня есть мысль… Э, черт побери, не глупее же я его, хотя он и образованнее меня!

— Кто — он?

— Черт возьми! Его высочество граф Прованский [17]!

— Ах, так вы согласны со мной, что он — мой враг?

— Да разве он не враг всего юного, всего прекрасного, всего, что может... то, чего не может он?

— Брат! Вы что-нибудь знаете об этом приказе?

— Может быть, и знаю; но прежде всего уйдем отсюда — тут холод собачий! Идемте со мной, дорогая сестра!

— Куда же?

— Вот увидите: в такое местечко, где, во всяком случае, тепло; идемте, а по дороге я расскажу вам, что я думаю по поводу закрытия двери. Ах, граф Прованский, мой дорогой и недостойный братец!.. Дайте мне руку, сестра, возьмите меня за другую руку, мадмуазель де Таверне, и повернем налево!

Все трое двинулись в путь.

— Так вы говорите, граф Прованский?.. — произнесла королева.

— Так вот, сегодня вечером, поужинав у короля, он прошел в большой кабинет; днем король долго разговаривал с графом Гаагским, а вас мы не видели.

— В два часа я уехала в Париж.

— Я это прекрасно знал; король же, — простите, что я скажу вам это, дорогая сестра, — думал о вас не больше, чем о Гарун-аль-Рашиде и его великом визире Джаффаре, и беседовал о географии, как вдруг граф Прованский сказал: «Я хотел бы засвидетельствовать мое почтение королеве».

— Ах, ax! — произнесла Мария-Антуанетта. «Королева ужинает у себя!» — отвечал король. «Ах, вот как, а я думал, она в Париже!» — прибавил наш братец.

«Нет, она у себя», — спокойно возразил король. «Я только что был у нее, но меня даже не приняли», — возразил граф Прованский.

Тут я увидел, что король нахмурил брови. Он отпустил и брата, и меня и, когда мы вышли, наверное, осведомился о вас. Людовик, как вам известно, не любит выходок; он, должно быть, захотел вас видеть, его, нужно думать, к вам не впустили и он, конечно, что-то заподозрил.

— Совершенно верно: госпожа де Мизери получила распоряжение никого не впускать.

— Ну, вот видите!.. Чтобы удостовериться, что вы отсутствуете, король несомненно отдал этот строгий приказ, который выставил нас за дверь.

— Согласитесь, граф, что это ужасный поступок!

— Соглаш... но вот мы и пришли.

Принц положил руку на изящную резную панель.

Дверь отворилась.

Королева взглянула на мадмуазель де Таверне как человек, который идет на риск; она переступила порог с одним из тех движений, которые так очаровательны у женщин и которые хотят сказать: «Полагаюсь на милость Божию!»

Дверь бесшумно закрылась за ними.

— Сестра! — сказал граф д'Артуа. — Это моя холостяцкая квартира: один я могу сюда проникнуть и проникаю всегда один.

— Почти всегда, — заметила королева.

— Нет, всегда!

— Лучше уж помолчим об этом, — садясь в кресло, сказала королева. — Я ужасно устала. А вы, бедняжка Андре?

— Ох, я падаю от изнеможения, и если вы, ваше величество, разрешите…

— Конечно, конечно, дорогая, — сказала королева, — садитесь и даже ложитесь: его высочество граф д'Артуа предоставляет эти апартаменты нам

— не правда ли. Карл?

— В полное распоряжение, сударыня!

— Одну минутку, граф, еще одно слово!

— Какое?

— О том, как нам вернуться во дворец.

— О том, чтобы вернуться ночью, нечего и думать, коль скоро приказ отдан. Но приказ, отданный на ночь, теряет свою силу утром; в шесть часов двери откроются! выйдите отсюда без четверти шесть. Если вы захотите переодеться, то в шкафах вы найдете длинные женские накидки всех цветов и всех покроев; входите же, как я сказал вам, во дворец, подите к себе в опочивальню и ложитесь, а об остальном не беспокойтесь.

— Но ведь вам тоже необходимо пристанище, а ваше мы у вас украли.

— Пустяки! У меня остается еще три таких же! Королева рассмеялась.

На следующий день или, вернее, в то же утро, ибо наша последняя глава, должно быть, закончилась в два часа ночи; итак, в то же утро, повторяем мы, король Людовик XVI в простом фиолетовом утреннем платье, без орденов и без пудры, словом, в том, в чем он встал с постели, постучал в двери передней королевы.

Служанка приоткрыла дверь и узнала короля.

— Государь!.. — произнесла она.

— Королева? — отрывисто спросил Людовик XVI.

— Ее величество почивает, государь. Король прошел прямо к двери и быстро, с шумом, со скрежетом повернул круглую золоченую ручку. Быстрым шагом король подошел к кровати.

— Ах, это вы, государь! — приподнимаясь, воскликнула Мария-Антуанетта.

— Доброе утро, сударыня! — кисло-сладким тоном промолвил король.

— Какой попутный ветер занес вас ко мне, государь? — спросила королева. — Госпожа де Мизери! Госпожа де Мизери! Откройте же окна!

— Вы прекрасно спите, сударыня, — усаживаясь подле кровати и обводя спальню пытливым взглядом, сказал король.

— Да, государь, я зачиталась допоздна, и если бы вы, ерше величество, не разбудили меня, я спала бы еще.

— Чем объяснить, что вы его не приняли, сударыня?

— Кого не приняла? Вашего брата, графа Прованского? — спросила королева, рассеивая своим присутствием духа подозрения короля.

— Совершенно справедливо, моего брата; он хотел поздороваться с вами, но его оставили за дверью…

— И что же?

— ..и сказали, что вас нет дома.

— Ему так сказали? — небрежно переспросила королева. — Госпожа де Мизери! Госпожа де Мизери!

В дверях показалась первая горничная с письмами, адресованными королеве и лежавшими на золотом подносе.

— Ваше величество, вы звали меня? — спросила г-жа де Мизери.

— Да. Разве вчера графу Прованскому сказали, что меня нет во дворце? Ответьте королю, госпожа де Мизери, — так же небрежно продолжала Мария-Антуанетта, — скажите его величеству то, что ответили вчера графу Прованскому, когда он появился у моих дверей. Я этого уже не помню.

— Государь! — заговорила г-жа де Мизери в то время, как королева распечатывала одно из писем. — Его высочество граф Прованский явился вчера засвидетельствовать свое почтение ее величеству, а я ему ответила, что ее величество не принимает.

— По чьему приказанию?