Джун обняла ее. Увидев неподдельный страх в глазах свекрови, она сама вдруг испугалась.

– На Джоуи не могут ничего повесить, он ничего такого не сделал.

– Мама, ты бы лучше занялась индейкой, – раздался ровный, спокойный голос Сьюзен, и Джун посмотрела на нее с благодарностью. Взяв кухонное полотенце, она вытащила огромную птицу из духовки и начала черпать ложкой горячий жир и поливать им индейку. Все зачарованно следили за ней, словно это было невиданное волшебное действо.

– Пойдите займитесь своими подарками, мне надо подумать.

Девочки вышли. Джун посмотрела на убитую горем свекровь.

– Он не убивал Джимми. Может, угрожал, что убьет, но дальше угроз не пошел бы. Джоуи не посмел бы его убить, и мы обе это знаем. Но ведь им еще потребуется доказать, что он был на месте преступления, разве нет? Таков закон.

– Полиции не требуется доказательств. Это ты должна доказать, что они ошибаются, и тебе самой это хорошо известно. Если они захотят закатать моего мальчика, они это сделают, Джун. Перестань толковать мне о каком-то там законе. – В голосе Айви чувствовалась безнадежность.

Джун не ответила. Она имела на руках факты, но какой был от них толк? Не могла же она поделиться своими мыслями со свекровью. Ей только скажи – и сказанное сразу станет известно всей округе.

Морин Картер забеспокоилась. Ее сын смотрел телевизор, а она только что выложила разделанную индейку на блюдо. Идиллия была нарушена звонком в дверь. Подчиняясь внутреннему голосу, она взглянула на часы. Было около половины шестого. По дороге в переднюю она сняла с себя фартук и поправила прическу. Удивлению ее не было предела, когда она увидела на пороге Джун.

– У тебя ко мне дело?

Джун мрачно улыбнулась:

– Скорее наоборот.

Джун прошла вслед за Морин в кухню и на ходу поздоровалась с ее сыном.

– Симпатичный мальчик. Весь в папу?

Морин некоторое время молча смотрела ей прямо в глаза, а затем жестко произнесла:

– Давай без болтовни. Выкладывай свое дело. Вы со своим муженьком заставили многих порядочных людей поволноваться, и поверь мне, они вам не простят того, что вы встали на их дороге.

Собравшись с духом, Джун сказала:

– Моего Джоуи арестовали.

Морин засмеялась:

– Да? Полагаю, он убил твоего Джимми? – Она провела холеной рукой по волосам. – Ну ты и мерзавка, Джун. Ты даже хуже меня. «Моего Джоуи»! Не строй из себя девочку.

Джун рассердилась:

– Ничего смешного, Морин. Он отец моих детей…

Морин ее перебила:

– Давай по-честному, Джун. Это ты так говоришь, а на самом деле кто знает? Выкладывай, зачем пришла, и катись отсюда. Если ты пришла сюда рыдать по своему милому, лучше сваливай сразу. Мне это неинтересно. И Дэви Дэвидсону тоже, который, кстати сказать, узнал о том, что наделал Джоуи, раньше полицейских. Намек поняла?

Джун подавила в себе желание накинуться на Морин с кулаками. Да, она, Джун, плохая, но эта женщина во сто крат хуже. Джун делала в жизни немало дурного, но, по крайней мере, не она подставила Джимми, чтобы его убили, а эта дрянь. Он клюнул на ее крючок и дорого за это поплатился. И пусть в глазах людей она, Джун, дурная женщина, но поступить так низко, как Морин, она бы не смогла.

– А если, предположим, я помогла бы тебе отыскать документы Джимми и другие вещички…

Морин уставилась на нее, но тут же попыталась скрыть жадный огонек, вспыхнувший в глазах.

– Тоже мне благодетельница! Мы хотим взять только то, что нам принадлежит.

Джун весело рассмеялась:

– Хочешь сказать – то, что принадлежало Джимми? Давай не будем ходить вокруг да около, ладно? Ты хочешь получить эти гребаные бумажки или нет? Если да, то за какую цену?

– Мне кажется, цену должна назначить ты, но я узнаю, все ли согласны на эту сделку. Может, кто-то решит, что она несправедлива. Ну-ка сядь, я налью нам с тобой чего-нибудь выпить, и мы побеседуем. И предупреждаю тебя, Джун, не разевай рот на мою долю. Я могу быть очень опасным врагом.

Джун глянула в холодные глаза Морин и даже не попыталась спорить. Улыбнувшись, она села за кухонный стол и сделала вид, будто любуется сочной индейкой и хорошо пропеченным окороком с поджаристой корочкой. В глубине души она знала, что речь идет о жизни и смерти и другого выбора у нее нет. Джоуи был виновен во многих грехах, но она не допустит, чтобы его засудили за чужие делишки. Потому что сам он никогда никого не заложит. Джоуи будет тянуть навешенный на него срок – лет пятнадцать, не меньше, – в самых жутких условиях, но никого не сдаст. Потому что он такой. Дэвидсоны присмотрят за ней, а потом про них обоих забудут. Джун заранее знала, как станут развиваться события, – она насмотрелась на такие истории. Сейчас ей предстояло вступить в отчаянную сделку, от которой будет зависеть жизнь. Жизнь ее мужа.

У Айви на лице было такое выражение, от которого могло скиснуть молоко даже на морозе. Обе внучки ее жалели, потому что на этот раз беда у нее была настоящая. В спальне Сьюзен занималась делом. Аккуратно расправив бумагу, в которую были завернуты подарки, она сложила ее и убрала в свой ящик комода. Бумага была такая красивая, что хотелось ее сохранить хотя бы для того, чтобы иногда вынимать из ящика и с удовольствием рассматривать. Она любила красивые вещи, ей нравилось владеть ими.

Дэбби, с часок погоревав об отце, забыла о нем. Ничего особенного не происходило, и она решила сбегать к подружке.

Оставшись с Айви, Сьюзен навела порядок в доме, подала бабушке горячего молока с вафлями и немного виски, а затем пошла к себе в комнату и начала мечтать. После Дэбби в комнате царил беспорядок, и Сьюзен, прибравшись, села и стала молиться о том, чтобы ее папа получил двадцать лет тюрьмы. Сначала она даже надеялась, что его повесят, но потом, узнав, что теперь уже не вешают, перестала об этом мечтать. Тогда она начала представлять себе, как он будет сидеть в камере много-много лет подряд. Ей как-то сразу стало легче на сердце. Больше этот человек никогда не дотронется до нее, потому что, когда он выйдет из тюрьмы, она будет уже взрослая и сможет сказать ему, чтобы он катился куда подальше.

Счастливый вздох сорвался с ее губ. Боже, сделай так, чтобы полиция ничего ему не простила. Боже, сделай так, чтобы с него не сняли обвинение. Стук в дверь прервал ее благочестивые мольбы. Решив, что к ним стучится кто-то из соседей, она открыла дверь. Вместо соседки на пороге стоял Барри Далстон.

У Сьюзен громко застучало сердце, и она даже испугалась, что Барри услышит, как оно бьется. Ей казалось, будто голову обвевает горячий ветер, а руки и ноги словно налились свинцом. В глубине души она была счастлива, что надела новое платье, красиво причесалась и слегка подкрасилась. Она знала, что никогда еще так хорошо не выглядела.

Барри, наоборот, был одет небрежно – как обычно. И как всегда, на его губах играла улыбка.