— Как по-вашему, что произошло? — спросила она. — Джулиан пошел плавать, ему стало плохо, и он утонул? Может, из-за сотрясения мозга?

Я понял: она прощупывает почву. От моего ответа зависит ее следующий шаг.

— Вряд ли, — ответил я, — по-моему, это Франц его убил.

Я посмотрел на нее. Как и предполагал, она удивилась меньше, чем если бы у нее самой не имелось никаких подозрений. И она сделала большой глоток кофе — как будто хотела замаскировать возникшее от волнения желание сглотнуть.

— Что скажете? — спросил я.

Она огляделась. Еще четверо альпинистов в связке стояли довольно далеко. При таком ветре они нас не услышали бы.

— Тем вечером я видела, как Франц возвращается домой.

Вот оно.

— Мне не спалось, и я сидела на веранде, а веранда у меня в комнате выходит на дорогу. Я увидела, как Франц припарковался и вышел из машины. Один, без Джулиана. И в руках у него было что-то вроде одежды. Когда он отпер дверь, то огляделся и, кажется, заметил меня. По-моему, он понял, что я его видела. Наверное, поэтому он и звонил. Хотел объяснить все.

— А вы не хотели слушать его объяснений.

— Я не хотела, чтобы меня в это втягивали, по крайней мере, пока мы еще что-нибудь не узнаем. Пока Джулиана не найдут.

— И что тогда?

Она вздохнула:

— Я подумала, что, если Джулиана не найдут или найдут его тело, тогда я приду к вам и обо всем расскажу. Раньше мой рассказ только все усложнил бы. Получится, будто я обвиняю Франца в преступлении. Мы, альпинисты, дружим. Готовы положиться друг на друга. Мы каждый день доверяем друг дружке собственную жизнь. Действуй я сгоряча — и все испорчу, понимаете?

— Понимаю.

— Вот дерьмище.

Я проследил за ее взглядом. Наверх по тропинке поднималась одинокая фигура.

— Это Франц, — сказала она, поднялась и помахала ему.

Я прищурился.

— Вы уверены?

— Вы же видите эту его шапку с радужным флагом.

Я снова прищурился. Радужный флаг. Права геев. И никакая не растаманская.

— Я думал, он натурал, — сказал я.

— А вы в курсе, что можно защищать чьи-то еще права, не только свои собственные?

— То есть Франц Шмид — такой вот защитник?

— Не знаю, — пожала она плечами, — но он точно за «Санкт-Паули» и Бундеслигу.

— Простите?

— Это про футбол. Его бабушка с дедушкой были родом из моего города, Гамбурга, у нас два футбольных клуба, и они соперничают. Первый — Гамбургская спортивная ассоциация — ребята добрые, правильные и богатые. Мы с Джулианом болеем за них. А второй — это злобные левые панки «Санкт-Паули». Их символ — пиратский череп с костями, они защищают права сексуальных меньшинств и поддерживают все, что раздражает порядочных жителей Гамбурга. Франц, похоже, болеет за них.

Человек на тропинке остановился и смотрел в нашу сторону. Я встал и выпрямился, словно показывая, что не прячусь. Франц по-прежнему стоял — похоже, разглядывал нас. Очевидно, понял, что машет ему Виктория, и теперь раздумывает, кто же это такой рядом с ней. А возможно, он узнал меня по костюму. Он же, скорее всего, ждал, когда я объявлюсь, ведь рано или поздно мы докопались бы до сообщения, в котором он открытым текстом признается в убийстве Джулиана. У него было достаточно времени, чтобы придумать оправдание. Я ожидал, что он примется утверждать, будто написал это сообщение, чтобы пробудить в Хелене любопытство, а потом признаться ей, что слегка преувеличил — на самом-то деле он всего лишь запустил брату в голову бильярдным шаром. Но сейчас, увидев нас с Викторией, он, возможно, понял, что этого будет недостаточно.

Фигура снова пришла в движение. Она двинулась обратно, вниз.

— Наверное, решил, что ветер чересчур сильный, — сказала Виктория.

— Не иначе, — поддакнул я.

Я видел, как он сел во взятую напрокат машину, как из-под колес взметнулись фонтанчики пыли и как машина рванула прочь. Я снова сел и посмотрел на море. Белая пена напоминала морозные узоры, расцветавшие на окнах в Оксфорде. Даже здесь, наверху, ветер был на вкус соленым.

Пускай бежит, все равно отсюда никуда не денешься.

* * *

Я по-прежнему сидел в отделении полиции, когда около полуночи мне позвонил Франц Шмид.

— Вы где? — Я встал и, подойдя к перегородке, показал Гиоргосу, что звонит Франц. — Вы на мои звонки не отвечаете.

— Тут связь плохая, — нашелся Франц.

— Да, так многие говорят, — согласился я.

Я позвонил прокурору в Афины и получил ордер на арест Франца Шмида, но мы не нашли Франца, хотя и искали в его комнате, на пляже и в ресторанах. Куда он подевался, никто не знал. В распоряжении Гиоргоса было лишь две патрульных машины и четверо сотрудников, и пока погода не улучшится, на подкрепление с Коса можно не рассчитывать. Поэтому я предложил пользоваться базовыми станциями мобильной связи и отыскать мобильник Франца. Однако Гиоргос сказал, что на Калимносе так мало базовых станций, что круг поисков это не сузит.

— Я зашел в ресторан к Хелене, — произнес Франц, — но наткнулся на ее отца, а тот сказал, что больше я ее не увижу. Вы как-то с этим связаны?

— Да. Я посоветовал Хелене и ее родным держаться от тебя подальше, пока это все не закончится.

— Я сказал ее отцу, что намерения у меня честные и что я хочу жениться на Хелене.

— Нам это известно. После разговора с вами он позвонил нам.

— Он вам рассказал, что передал мне письмо от Хелены?

— Упомянул, да.

— Хотите послушать, что она пишет? — И, не дожидаясь ответа, Франц принялся читать: — «Дорогой Франц. Возможно, во всем мире для нас предназначен лишь один человек и встретим мы его лишь раз в жизни. Мы с тобой, Франц, друг для друга не предназначены, но я молю Бога, чтобы ты не был убийцей Джулиана. Сейчас, когда я знаю, что мне нужен именно он, я умоляю тебя на коленях: если это в твоей власти, спаси Джулиана. Хелена». Балли, вы, похоже, убедили ее, что все это — моих рук дело. Что это я его убил. Вы хоть в курсе, что мне жизнь ломаете? Я люблю Хелену так, как никого и никогда не любил, больше, чем самого себя. Я просто-напросто не мыслю себе жизни без нее.

Я прислушался. В трубке гудел ветер, но я услышал и шум волн. Впрочем, он может находиться где угодно.

— Франц, лучше всего вам будет явиться в наш полицейский участок в Потии. Если вы невиновны, то только выиграете.

— А что, если я виновен?

— Тогда, явившись с повинной, вы тоже останетесь в выигрыше. Бежать вам все равно некуда, вы на острове.

В трубке повисло молчание, и я вслушался в шипение волн. Звук был другой, не такой, какой слышно у меня из гостиничного номера. Вот только в чем же разница?