Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может быть, в интернате у него были проблемы с учениками?
– Да что вы! – возмутилась Татьяна Матвеевна. – Дети обожали Владимира Кирилловича!
– Тогда что же заставило его покинуть прежнее место работы?
– Понимаете, – вздохнула Омельянова, – жена Ашмарина, Виталина Леонидовна, ему всю плешь проела!
– То есть?
– Она хотела жить в городе. Тем более что родители и квартиру им помогли купить. Владимир Кириллович сопротивлялся-сопротивлялся, а потом все-таки уступил женушке. Будь она неладна! – вырвалось у Омельяновой.
– У Виталины Леонидовны сложный характер?
– Не то слово! Язва!
– Понятно, – Мирослава постаралась не улыбнуться и бросила пробный камень, – от такой жены не грех и загулять.
– Нет! – поджала губы женщина. – Никогда ничего подобного за Владимиром Кирилловичем замечено не было.
– Иногда прознать про чью-то измену весьма сложно. Люди соблюдают конспирацию.
– Да и некогда ему гулять-то по женщинам. – Работа в школе, дом, репетиторство.
– Вот репетиторство как раз и дает возможность ускользнуть из дома.
– Так-то оно так, – с сомнением проговорила тетя Зоси, – да только все его ученики и ученицы – дети.
– Кроме Зоси, – напомнила, как бы невзначай, Мирослава.
– Кроме Зоси, – повторила за Мирославой Татьяна Матвеевна, не вникая в скрытый смысл подброшенных детективом слов. Но вдруг опомнившись, спросила: – Что вы имеете в виду?!
– Мы узнали, что Владимир Кириллович был первой любовью Зоси.
– Да что за глупости такие! – сердито рассмеялась Татьяна Матвеевна. – И кто вам мог такое сказать?
– Говоривший лишь передал слова самой Зоси.
– Да мало ли что девчонка может ляпнуть, не подумавши!
– С одной стороны, вы правы, а с другой стороны, первая любовь, заснув на время, может пробудиться снова.
– Выбросите это из головы! Такое просто невозможно.
– Но этим можно было бы объяснить скрытность вашей племянницы, – гнула свое Мирослава.
– Нет! И еще раз нет! – закричала Омельянова.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Мирослава.
Женщина облегченно вздохнула. Этот вздох одновременно и насторожил детектива, и заставил задуматься.
– Татьяна Матвеевна, – осторожно начала Мирослава, – после того, как Зоси не стало и вы узнали, что причиной ее гибели, прямой или косвенной, мог быть человек, которого она любила и имя которого так тщательно скрывала от окружающих, вы не могли не задуматься о том, кто бы это мог быть.
– Конечно, я думала об этом все ночи напролет, – призналась Омельянова.
– И что?
– Я думаю, что в газетах написали правду.
– Разве там написано о том, кто мог ее убить?
– Не напрямую, – смутилась женщина, – но там сказано, что Зосю убил ее любовник.
– А…
– И, наверное, он из тех, – Омельянова указала пальцем на потолок.
– Но зачем ему убивать Зосю? Она не была беременна. И как говорит Яна, в силу своего характера не могла шантажировать любимого человека.
– Это так, – печально согласилась женщина. – Но ведь если он червивый, то он мог подумать, что и Зося такая и рано или поздно она расскажет, кто ее любимый. А тут, – Татьяна Матвеевна сделала многозначительную паузу, – ему и крышка.
– Вы хотите сказать, что он лишился бы наследства?
– Да, что-то в этом роде мне и приходит в голову.
– Ну что ж, – сказала Мирослава, поднимаясь с дивана, – большое спасибо, Татьяна Матвеевна, что вы разрешили нам прийти и поделились с нами вашими сомнениями.
– Я что, – махнула рукой женщина, – это все Сережа.
– Вы имеете в виду Кораблева?
– Его, конечно. Если бы не он, то никто и не стал бы искать убийц Зоси.
– А вы не знаете, почему местная полиция не заинтересована в расследовании?
– Да, они у нас вообще чох, мох, не дал бог, – в сердцах проговорила Омельянова, – им бы лишь ничего не делать.
– Странно… – проговорила Мирослава.
– А ничего странного тут и нет. В столицах и то они не очень шевелятся. А у нас в глубинке тем более.
Но Мирославу такой ответ не устраивал. Она считала, что должна быть какая-то причина, по которой полиция занималась расследованием спустя рукава. «Может быть, подкуп, – приходило ей в голову. – И в то же время навряд ли племянник богатой тетушки стал бы так откровенно светиться, подкупая полицейских. Наверное, что-то другое». Покинув квартиру тети Зои Паниной, детективы загрузились в свой автомобиль.
– Ты чего такой хмурый? – спросила Мирослава Миндаугаса.
– Я не хмурый, а задумчивый, – ответил он.
– И о чем же твои думы, добрый молодец?
– Мне кажется, что Татьяна Матвеевна не сказала нам ничего нового. И вообще у меня такое ощущение, что мы переливаем из пустого в порожнее.
– Да? – улыбнулась она. – А мне начинает казаться, что эстонцы все-таки удобнее в общении, чем литовцы. И добавила: – По крайней мере, в анекдотах.
– Это еще почему? – обиженно спросил Морис.
– Они не лезут вперед батьки в пекло. Все делают медленно и размеренно.
– А разве я лезу? – изумился Морис.
– Ты, милый друг, проявляешь нетерпение.
– Я не милый друг!
– Ну…
– Извините, просто это сочетание слов напомнило мне о Жорже Дюруа. Вы ведь помните, кто это?
– А как же! Прелестный персонаж одноименного романа Ги де Мопассана, – она снова улыбнулась и спросила: – Морис, а тебе не кажется, что царь Соломон был прав, когда говорил: «… во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
– Нет, я с этим не согласен. К тому же я почти уверен, что Соломон имел совсем не то, о чем думают современные его толкователи.
– Это камень в мой огород?
– Нет, вы же не толкуете, а только спрашиваете.
– И все-таки ты милый друг! – расхохоталась Мирослава. – Но не в том смысле, который Мопассан вложил в своего героя, – быстро добавила она.
Миндаугас махнул рукой, давая понять, что спорить с ней бесполезно.
– Лучше скажите, что нового вы почерпнули из разговора с Омельяновой.
– Я, например, поняла, что нам нужно поговорить с Владимиром Кирилловичем Ашмариным.
– С учителем?
– Да.
– А еще?
– А еще повидаться с представителями местной полиции. Но с этим мы спешить не будем.