«Передай своему хозяину, пусть сам развлечется с андроидом», — сказал он тогда. И ушел выжимать гантели. До изнеможения. Чтоб упасть и заснуть, не думая ни о чем.

И вот теперь он шел за женщиной. Примитивной, конечно, ничего не знающей ни о далеких звездах, ни о кораблях, бороздящих вселенную, ни о Федерации. Но все это не имело совершенно никакого значения. Она оставляла за собой такой аромат, что перед глазами то и дело вспыхивали и гасли крошечные звездочки, а в голове перестукивались маленькие, но увесистые молоточки.

Когда она его заметила, Оллин даже растерялся. Женщина испугалась, шлейф ее аромата как будто дрогнул и изменился, подернулся горчинкой. Она упала на спину, и Оллин не удержался, просто подошел и ткнулся носом рядом с шеей. Втянул запах, чувствуя, что окончательно поплыл. Она что-то лопотала на своем языке, и вдруг, кроме ее страха, Оллин почувствовал нечто, похожее на облегчение. Как будто человечка была готова умереть. Ну что за глупости?

А перед глазами вновь замелькали соблазнительные образы. Он посмотрел на приоткрытые губы женщины, влажные. Вдохнул полной грудью ее запах. И с чувством человека, остановившегося над пропастью, внезапно понял, что ему совершенно наплевать на то, что сия особь по развитию своему не слишком далеко ушла от обезьяны. Он уже был готов просто прижаться к ее ногам, только ради того, чтобы ощутить ее тонкие теплые пальцы на своей голове. А еще… прилив совершенно безудержного плотского желания внезапно смял все бастионы старательно выстроенных принципов. Находиться рядом с этой человечкой было просто невозможно. Желание задрать ей рубашку повыше оказалось настолько болезненным, что Оллин едва не взвыл.

И все-таки заставил себя отойти в сторону.

Он же человек… то есть модификант. Не зверь. И он не будет удовлетворять желание вот так, посреди леса. Да еще и женщина совершенно не в себе от ужаса.

Но уйти не смог. Тащился следом до самого города, хватая нежный цветочный аромат, поскуливая от невозможности быть ближе и хотя бы уткнуться носом ей в ладони.

Происходило с ним что-то совершенно новое и непонятное. Он почти терял контроль над аватаром, а тот, в свою очередь, попросту залип на человечку, как будто именно эта была единственной привлекательной самкой. Просто бред какой-то.

Потом она ушла, исчезла среди убогих серых домов, и волшебный запах растворился в обыденной вони человеческого поселения, не очень-то чистого. И сразу все вокруг поблекло, как будто Лакшми, рисуя мир, передумала и широким взмахом тряпки стерла все уже сотворенное.

Оллин улегся под орешником, положил голову на лапы и решил, что дождется ночи, а йотом все-таки войдет в город и найдет ее, свою вкусную женщину.

«Свою? С каких пор она твоя?».

Он только зажмурился. Спорить с собой было бесполезно и не нужно. А знание того, что эта светловолосая куколка его, пришло откуда-то из темных глубин самой сути модификанта.

«Моя, — почти мурлыкал он, — моя-моя-моя. Никому не отдам».

И в то же время ничего не понимал. Откуда все это? Почему с ним? Что теперь делать?

Но, стоило отметить, все это могло обернуться новыми трудностями.

Следовало бы включать мозги, и прежде всего мозги.

«Ну и вернись в корабль, чего здесь торчать».

«Надо дождаться ночи».

«И что ты ей скажешь? Она тебя все равно не поймет».

«Не скажу. Просто заберу ее себе».

«Да с чего ты решил, что она согласится? Ты ж не будешь ее держать взаперти, как держали тебя?»

Он метался, заплутав в собственных мыслях. Одно ясно: сейчас далеко не лучшее время связываться с женщиной. И в то же время было понятно, что ему не хватает ее запаха. Уже не хватает, а ведь прошло всего-то несколько часов с того момента, как куколка со всех ног рванула к городу.

«Идиот», — рассердился Оллин.

Все это не должно его волновать. Его цель — отвоевать свободу, а заодно и найти того, кому пришла в голову блажная мысль поселить младенца с ассистентом под куполом. Понять наконец, кто же он, Оллин, откуда взялся, есть ли родственники.

Надо было уходить.

Просто взять и резко оборвать весь этот бред с ароматом, с навязчивой мыслью о том, что вот именно та самка непременно должна принадлежать ему.

Ну бред же, в самом деле… При чем тут самка? Он человек… почти человек. Или же у модификантов есть нечто такое, что в один миг приходит из глубин их сущности, но о чем он до сих пор не знал?

А тем временем взошло солнце, в городе бурлила жизнь. По дороге, что пролегла неподалеку от того места, где залег Оллин, катились телеги, запряженные тощими лошадьми, и скрипели при этом так надсадно, как будто готовились отдать свои души не иначе как местному богу колес.

Интересно, в кого веруют здешние жители?

Об этом можно будет спросить у нее.

Оллин мысленно выругался. У нее, как же. Даже поговорить с ней не получится, госпожа не знает языка Федерации.

Он все ждал, сам не зная чего. Мысли метались невнятными обрывками. Надо было уйти, но он не мог. Надо было забыть… Невозможно.

В очередной раз обозвав себя дураком, Оллин принял наконец решение: аккуратно сполз к воде, стараясь держаться ближе к зарослям орешника, соскользнул по осыпающейся гальке и нырнул. Теперь можно было размяться, а заодно и перекусить.

Озеро ему не понравилось. Слишком холодное, даже для него. Рыба мелкая, наверное, крупную уже выловили. Дно илистое, вода мутная. А в одном месте, где поглубже, вообще обнаружилось самое настоящее кладбище: с десяток скелетов в обрывках сгнившей ткани.

Оллин, работая хвостом, аккуратно обогнул это странное захоронение, поднялся чуть выше к поверхности. Кажется, где-то над водой кричали. Даже не так: многоголосый вой толпы просочился сквозь темную спокойную воду, неприятно резал слух.

И в тот миг, когда он уже собирался всплыть, чтобы подышать, в озеро с громким плеском что-то упало.

Что-то… мешок. Большой бесформенный мешок, буквально взорвавшийся серебристыми пузырьками воздуха.

Оллин нырнул глубже, уворачиваясь. Мешок судорожно дергался, от него по воде расходился странный запах, щекочущий обоняние. От запаха этого перед глазами все подернулось розоватой пеленой, а под ребрами жарко лизнуло пламенем. И уже со следующим ударом сердца он ощутил, как тело наливается сладковатой жутью. Она словно скрутила его путами, не давая двинуться. В сознании, проворачиваясь раскаленным прутом, медленно рождалось понимание того, что — или, вернее, кто был в мешке.

Оллин узнал аромат.

Нет, только не так. Почему? Что она им сделала? Да и что могла сделать тощая слабая девчонка?

Плевать.

Он рванул к мешку, схватил его зубами и поволок к берегу, тому, где лес почти сползал на кромку воды, где никто не заметит их. Еще ни разу Оллин не плавал так. Задыхаясь, работая лапами и хвостом. Перед глазами темнело от нехватки кислорода, еще немного, и он сам камнем пойдет ко дну… Но все же доплыл. Выдрался из ледяных объятий проклятого озера, выхватывая тяжелый мешок так, как выхватывал бы его у самой смерти, располосовал мешковину, освобождая голову несчастной. На траву плеснуло водой.