– Проезжайте!

Под скрип открывающихся ворот автомобиль въехал на территорию частной психиатрической лечебницы в ближайшем Подмосковье, строго охраняемой, со строгими порядками и уставом. «Специализированная клиника для элитный клиентов» – так охарактеризовал учреждение Эдуард Александрович. Если Марианна правильно поняла психотерапевта, который выражался несколько пространно, специфика клиники заключалась в применении инновационных препаратов последнего поколения для лечения особо тяжелых душевных недугов. Препараты поставлялись, само собой, из-за рубежа, что с учетом новейших разработок главным образом отражалось на стоимости всего комплекса услуг клиники. На вопрос Марианны об эффективности внедряемых лекарств Эдуард Александрович уклончиво ответил, что какими-либо данными официальной статистики он не располагает, но не преминул добавить, что лечебница процветает вот уже добрый десяток лет и это лучше всего свидетельствует об успехах применяемых ее специалистами рецептур. Однако Марианна из всего услышанного сделала вывод, что и так называемая элитарность, и хваленые сверхсовременные препараты – не более чем элементарный маркетинговый прием, чтобы привлечь побольше «богатеньких буратин», которые мечтают избавиться от старых «пап Карло», но только так, чтоб их как можно меньше и реже терзали остатки совести. «Буратино» с радостью и легким сердцем помещает своего «папу Карло» в элитную клинику, где его пичкают сверхновыми инновационными препаратами, и он остается коротать свой недолгий век в комфортабельной атмосфере подмосковной клиники со всеми удобствами ради душевного спокойствия будущего поколения.

Кто спонсировал содержание в клинике легендарного медиума, оставалось только гадать. Воображение Марианны рисовало образ слегка тронутого умом ученого, этакого Эйнштейна от эзотерики, с косматыми волосами, торчащими в разные стороны, который мается от скуки в просторной палате со свежим ремонтом, удобной мебелью и светлыми стенами. Ей представлялось, как он прогуливается в сквере под присмотром заботливого персонала, читает книгу, сидя на скамейке, изредка без особой охоты обмениваясь дежурными фразами с другими пациентами.

Как видение наяву, из-за поворота показался сквер: голубые ели с симметрично остриженными верхушками, цветочные клумбы выделялись на густом зеленом ковре природного газона, вымощенные декоративной плиткой прогулочные дорожки. На деревянных резных скамеечках, поблескивающих лаковым покрытием в свете утренних лучей, сидели люди; из-под полы верхней одежды у каждого виднелись полосы пижамных штанов – одинаковые у всех. «Возможно, и он тоже где-то среди них наслаждается прощальным теплом перед наступающей слякотью и холодами», – подумала Марианна, глядя на умиротворяющий пейзаж больничного дворика, дисгармонию в который вносили маячившие всюду охранники в черной форме с пресловутыми резиновыми дубинками на поясе, и ей отчего-то вспомнились вороны, прикормленные ведьмой обитатели леса, – разительное и в то же время необъяснимое сходство. Интуитивно ей почудилось, что она опять окунается в неизведанное и злое и все, похоже, повторяется вновь.

Но как только перед Марианной распахнулись автоматические двери здания клиники и ее взору предстал светлый вестибюль, интерьерный фонтан с подсвеченной водой на фоне серебристой мозаики и высокий стеклянный потолок, мрачные мысли мгновенно улетучились. Любезная сотрудница за стойкой пропусков в белоснежном брючном костюме и волосами, туго затянутыми в пучок, завидев девушку в инвалидной коляске, предложила помощь, на что Марианна ответила вежливым отказом, а после показала паспорт, сообщив, к кому приехала. Сотрудница выдала карту-пропуск и указала дорогу к лифтовому холлу. Сильные руки Марианны уверенно толкнули обод приводных колес, и коляска мигом впорхнула в двери просторного лифта, ослепляющего блеском настенных зеркал.

В холле третьего этажа здания девушку ожидал заведующий отделением Мансуров Тимур Сардокович собственной персоной. Маленький, лицом напоминающий старого хорька, с заплывшими глазками, черноволосый, с проплешиной на голове, он стоял, подпирая белесую стену, а прямо над его головой красовалась табличка из золотого пластика с надписью: «Отделение смешанных состояний». До сего момента Марианна не подозревала об их существовании, но глава отделения со странным названием стоял перед ней, что уж точно не подвергалось сомнению.

– Марианна Иванова? Если не ошибаюсь, родственница нашего Илюши? – спросил доктор, чересчур энергично пожимая обеими руками ладонь девушки.

Этакая фамильярность да с порога несколько покоробила Марианну, но она не подала виду и сдержанно произнесла:

– Искренне рада знакомству.

– Ну вот и славненько! Пожалуйте сюда! – Тимур Сардокович распахнул массивную дверь, за которой открывался длинный узкий коридор, и Марианна двинулась в указанном направлении.

У двери с табличкой «Мансуров Т. С., заведующий отделением», доктор остановился и, отомкнув замок, пригласил гостью проследовать в кабинет.

Что сразу бросилось Марианне в глаза – высокий подоконник, не позволявший ей, сидя в коляске, разглядеть вид из окна. Тимур Сардокович опустился в широкое кожаное кресло, заслонив свет, отчего казался бесформенной тенью, позади которой из оконца проглядывал краешек серовато-голубого неба.

– Так кем вы приходитесь Илюше?

– Я его сестра двоюродная, – уверенно заявила Марианна, следуя заранее продуманной легенде. У Ильи Вадимовича Седых в действительности имелась двоюродная сестра много моложе его, с раннего детства она проживала за границей. – Мы давно не общались с Ильей. Я недавно вернулась в страну, узнала, что он здесь, и решила навестить. Признаться, я и не подозревала о его недуге.

Доктор прищурил левый глаз, в то время как правый внимательно рассматривал Марианну с ног до головы. Не открывая левого глаза, доктор наконец изрек:

– По-хорошему, мне безусловно следовало бы навести о вас подробнейшие справки, прежде чем допускать в клинику. У нас учреждение серьезное, со своей спецификой, так сказать, для закрытого круга, не для случайных людей. Но раз вы пришли не с улицы, а по рекомендации моего многоуважаемого коллеги Эдуарда Александровича, я, так и быть, сделаю исключение.

– Буду вам очень признательна! – поспешила поблагодарить Марианна, прижимая к груди сумочку, будто опасаясь, что из зеркальца на самом деле вдруг возьмет да и выпорхнет плененная ведьминой магией душа. – Вы проводите меня к нему?

– Не спешите! – Доктор останавливающим жестом выставил руку вперед. – Я-то вас проведу. Только, боюсь, вы будете разочарованы. Не знаю, чего вы ждете от встречи, но вряд ли она вас порадует. Видите ли, Илюша не разговаривает.

– Как? Совсем? Он вроде не немой.

– Он не говорит, а сочиняет стихи, – улыбнувшись, изрек Тимур Сардокович. – Понимаете, у него биполярное расстройство, проявляющееся в виде аффективных смешанных состояний – сильное возбуждение тут же сменяется абсолютной апатией. Неизменно одно: в любом из состояний, а также в редких случаях интермиссий, короче говоря, даже в периоды просветления он контактирует с внешним миром исключительно посредством стихов, которые сочиняет сам. Впрочем, стихами это назвать трудно – набор бессмысленных фраз, рифмованных с горем пополам. Главная сложность, что контакт этот односторонний. На любой вопрос он отвечает сомнительной рифмованной строкой, явно не относящейся к делу. Что говорить, вы сами все увидите!