Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще не решив, имеет ли смысл такая жизнь или нет, Марианна уже твердо решила, что если останется жить, то заново. Это значило, что в новой жизни не будет места старым связям, контактам, а кого не получится «стереть», к примеру родителей, с тем она сведет общение до минимума. Она не позволит сравнивать себя со своим прошлым, не позволит себя жалеть, тем самым унижая, и что бы ни случилось, в новой жизни не будет места бухгалтерии. Она должна создать вокруг себя пустоту. В таком случае кто или что займет освободившееся пространство? Марианна снова вспомнила бабку, и воспоминание отозвалось уже привычным уколом боли в самое сердце. Ведь это бабкиным инструкциям следовала она, и где она оказалась в результате? Ради чего все было устроено? Несчастье отодвинуло прежние проблемы девушки с обыденной скукой, неустроенной личной жизнью, цыганским проклятьем и советами ведьмы из дремучего леса на задний план. Но пришел день, и предшествующие трагедии события всплыли в памяти Марианны.
Зеркало – прямоугольное, с пластиковой ручкой, находившееся на прикроватной тумбочке, – напомнило, что и то, другое, врученное старухой зеркальце, у Марианны было с собой – лежало нетронутым в сумке. А значит, задуманное вполне могло свершиться. «Старуха обещала замещение, и тот, в кого должна была переселиться частица моей души, должен находиться на грани жизни и смерти… В аварии пострадала не только я… и выжила не я одна… Как говорила старуха? Как проверить, состоялось ли замещение?»
Марианна, не мешкая, схватила с тумбочки зеркало и вгляделась в свое отражение; но отнюдь не бледное, исхудавшее на больничной диете лицо занимало девушку, ее интересовал только правый глаз. С минуту она всматривалась в голубовато-серую радужку и уже собиралась бросить это абсурдное занятие, как неожиданно на радужке стали проступать едва заметные точки, становясь похожими на пунктирные линии, точки соединялись друг с другом, образуя по паре букв и цифр. Изображение обрело четкость, его уже можно было прочесть. «АК-47», – произнесла Марианна дрожащими от волнения губами. «Бессмыслица какая-то», – подумала она.
Позже девушка узнает, что это – имя, узнает, кому оно принадлежит. Но пока она доподлинно знала одно: замещение состоялось, и она заплатила за него цену, хорошо это или плохо. Еще Марианна знала – магия с ее, без сомнения, двойственной природой прочно вошла в ее жизнь. Магия цыганки похоронила ее личное счастье, магия сделала ее инвалидом, магия подарила ее душе новую жизнь, не отягощенную грехами прошлого, и шанс прожить ее правильно она не могла упустить.
Стоит только окунуться в горе, и оно не замедлит поглотить тебя, тогда ты захлебнешься в соленых слезах, и возврата не будет – Марианна знала и это и решила иначе – из соленого моря слез она вынырнула в жизнь.
Марианна угощала Акима пирожным в буфете, расположенном на первом этаже клиники неврозов. Со столиков через оконные стекла просматривался парк: деревья практически лишились листвы, и ветер клонил в стороны их сиротливые ветви.
– Значит, вы и я – одно целое?
– Правильнее будет сказать: в каждом из нас заключено единое целое. Весь опыт прошлого – страдания и радости, когда-либо переживаемые чувства, эмоции заключены в единой душе, каждая частица которой хранит память обо всем ее опыте в целом, поэтому то, что заключено в тебе и во мне, и часть, и одновременно, целое.
Мальчик задумался. Глядел в окно и осмысливал услышанное.
– Помнишь, мы перешли на «ты»? – прервала его размышления Марианна.
– Да, конечно, – ответил Аким, переводя взгляд на молодую женщину в инвалидной коляске. Она ему нравилась. С ней оказалось легко и не нужно притворяться, и вкус сладостей, которые он, по правде сказать, не сильно-то любил, ощущался по-особому. – Давно хотел спросить: откуда ты узнала о белом паруснике?
– Мне снится тот же сон вот уже много лет… Единая душа – единый сон, как говорила старуха.
– Та колдунья?
– Да, та самая. Белый парусник, перламутровые волны, солнце, теплое и нежное, и покой… Я думаю, это конечная точка пути, то место, куда стремится наша душа сквозь череду жизней, надеюсь, что это так.
– И я надеюсь, – сказал Аким, доедая пирожное. – Я все думаю о Марийке. Почему она меня обманула?
– А как бы еще ты согласился провести через Зазеркалье? Ей пришлось прибегнуть к обману. Не могла же она признаться: «Я, дескать, твоя душа по рождению, застрявшая в твоем теле при замещении, и я хочу на волю».
– Почему она не впорхнула в зеркало? Почему осталась, как ты думаешь?
Аким замялся, стесняясь задать волновавший его вопрос.
Марианна подметила и начала сама:
– Вижу, у тебя самого имеются мысли на этот счет?
– Как сказать… Я думаю кое о чем… Это, может быть, связано с моей бо… – Мальчик хотел сказать «болезнью», но Марианна вовремя вмешалась.
– Двойственностью, – закончила она за него, – с твоей двойственностью.
– Да, можно и так сказать. Марийка – девочка… Не означает ли это, что и я тоже…
– Я понимаю, о чем ты. Сомневаюсь, что ее образ (а пол – это всего лишь часть образа) имеет значение. Сам ты кем себя ощущаешь?
– В том-то и дело, что не знаю. Меня отец с пеленок муштровал, но настоящим пацаном так и не сделал. Но и к девчонкам меня не тянет.
– Не тянет в каком смысле? Они тебя не привлекают?
– Нет-нет, привлекают, хотя… мне никто не нравится, даже не думал об этом. Я о другом: их интересы, разговоры мне так же параллельны, как и все, чему меня пытался научить папа.
– Знаешь, что я думаю – ты не зацикливайся на этом вопросе, перестань думать об этом как о проблеме, и все решится само собой, природа возьмет свое. Главное, не позволяй никому тебе ничего насильно насаждать. Возможно, у тебя своя дорога. Поверь, в мире гораздо больше дорог, чем видится тебе. Твой ум затуманен условностями. Избавься от шелухи, и ты разглядишь свой собственный путь! А что до Марийки, не знаю… Думаю, твоя двойственность сыграла свою роль. Твоя особенность – два начала соединены в одном – могла позволить двум душам мирно существовать в одном пространстве. Но стал ли этот мотив решающим – как знать… Твоя душа осталась, отвергнув зеркало, отказалась проникнуть внутрь. Но, возможно, по каким-то причинам у нее не получилось это вовремя сделать. Зато теперь у нее достаточно времени и пространства для перемещения. – Марианна улыбнулась. – Есть новости из школы?
– Пока все по-прежнему, – ответил Аким. – С тех пор как на следующий день после моего «шоу» на крыше класс в полном составе, кроме Любки, не вышел на занятия, ничего не изменилось. Все так и сидят по домам – бледные, слабые.
– Любка – это, если не ошибаюсь, соседка по парте? Та единственная, кто ничего не снимал?
Аким кивнул.
– А что говорят доктора?
– Говорят, это какой-то особый вид неврастении. Я даже запомнил – ги-по-сте-ни-чес-ка-я форма, – произнес мальчик по слогам, – ее особый вид, коллективный, наверное.