Записи бомбера Питера Ланге оказались настоящим ребусом. Баталин быстро понял: капитан делал стенографические записи, да еще мелким, куриным почерком, разумеется, по-немецки. Будь такая абракадабра записана по-русски, и то вряд ли разберешься, а тут еще на чужом языке. На это и рассчитывал фашист, мол, откуда у диких русаков найдутся спецы по немецкой стенографии. Но Ланге просчитался. Действительно, таких специалистов были единицы, но, поди ж ты, не повезло фашисту, Баталин знал немецкую стенографию.

Почти всю ночь корпел он над записями. Но ребус разгадал. Оказывается, Ланге участвовал в совещании командиров летных частей немецкой воздушной армии. Там же из уст командования и прозвучали даты – 30 сентября – 1 октября, которые гауптман пунктуально занес в свою записную книжку. Цифры оказались особой важности – на эти сутки гитлеровское командование назначило генеральное наступление на Москву. На втором допросе фашистскому капитану ничего не оставалось, как подтвердить верность расшифрованных записей. Они в тот же день были доложены командованию Разведуправления, далее в Генштаб, в Ставку Верховного.

Гитлеровский пилот был поражен, он пережил настоящий шок. Этот русский старший лейтенант, которого, казалось, он, чистокровный ариец, легко обвел вокруг пальца, «расколол» его. «Огненный летун», по сути, выдал врагам дату наступления на Москву.

Интересная была работа. Но участие в ней скорее исключение. Допросами занималось специальное бюро переводчиков, которое квартировало на улице Грицевца, 19. А в обязанности офицеров первого отдела входил подбор сотрудников для заброски в тыл, введение их в оперативную обстановку, обеспечение легендирования, снабжение документами, разработка условий связи, осуществление засылки агентов и руководство их дальнейшей работой.

Учили, как по неожиданным приметам установить, что перевозится в поездах. Как на глаз сосчитать живую силу, если колонна противника в движении. Конспиративные квартиры, явки, пароли. Изучение немецкой формы, званий, знаки различия, ордена, медали. Словом, делали из обычных людей разведчиков.

Работа шла в столь напряженном режиме, что один офицер, как правило, готовил сразу несколько разведгрупп и отдельных агентов.

Однако прежде чем принять для подготовки группу будущих агентов, Сергей получил персональное поручение начальника отдела.

– Займись радистками разведгрупп, приглядись, – сказал Селезнев. – Срок подготовки завершается. Энергии у девчонок много, а знаний маловато, молодые, неопытные… В тылу врага кто ей поможет? А без связи, сам знаешь, мы ничего не значим. Пустое место.

Сергей прекрасно понимал то, о чем говорил начальник. Все правильно говорил. Только попал он в щекотливую ситуацию: радисток разведгрупп готовили конкретные инструкторы. Старались, обучали, а тут приходит весь в белом воентехник Баталин и… устраивает проверку. А если окажется, что проверку эту кто-то не пройдет. Стало быть, кому шкуру спустят? Знамо дело – инструктору: недоучил, недоглядел.

Полковник Селезнев был человеком опытным и, безусловно, догадался, о чем задумался его подчиненный.

– Самое главное запомни: ты не проверяющий, не инспектор, а помощник. Добрый и внимательный. Подскажи, посоветуй, но оценки каждой из девочек будешь выдавать только мне. Лично. Никому больше.

Баталин вздохнул с облегчением: гора с плеч. Он был готов прямо сейчас стать добрым и внимательным.

На «инспекцию» Сергею дали двое суток. На третьи сутки утром его ждал с докладом начальник отдела.

– А… Инспектор! – улыбнулся полковник. – Чем обрадуешь, детина?

– Докладываю: поработал с радистами в девяти разведгруппах. Рядовые Гринчук и Чеботарева подготовлены отлично. Даже не ожидал.

– Надеюсь, ты раскусил секрет их высокой подготовки?

– Чего там кусать, товарищ полковник. Гринчук – студент института связи, а Чеботарева – занималась в радиосекции Осоавиахима. Остальные начинали, как нулевые. Тем не менее пятеро из них на сегодня вполне на уровне. Учитывая, конечно, наш сжатый курс обучения. А вот двоих надо отчислять.

– Отчислять? С какого перепугу? – удивился Селезнев. – У них же через неделю заброски в тыл.

– Ивацевич и Панова. Выходит, проглядели, когда зачисляли.

– Что значит, проглядели? Нет, погоди, Баталин! Такого не может быть. Учили, мучили, и на тебе…В чем там дело?

– У Ивацевич нет музыкального слуха, а у Пановой – деревянная кисть. Я с ней рукой и так махал, и этак. Сами же знаете: работа на ключе – кистевая работа. За столом в классе у нее идет более-менее, а в лесу, в поле, в стогу сена, немного уклон, и она переходит с кисти на всю руку. И что? Это четыре-пять групп и… Ничего мы из нее больше не вытащим.

– А Ивацевич?

– Товарищ полковник, – тяжело вздохнул Баталин. – Возьмите на вокзале десять человек. Могут они стать пианистами? Радист должен быть с музыкальным слухом, а Ивацевич, кроме «Воронежских страданий» и «Интернационала», ни одной мелодии не разберет.

– Почему Воронежских, она же из Белоруссии?

– Да это я так, к слову. Медведь! Вот такой здоровый белорусский медведь наступил ей на ухо.

Селезнев не поверил Баталину. «Сам на свою голову назначил инспектора, – в сердцах подумал он. – Но лучше поздно, чем… Вернее, лучше здесь, на базе, чем в тылу у немцев. Там точно будет поздно».

Полковник приказал подать машину, и они вместе поехали в Чернышевские казармы, где проходили подготовку разведчики-радисты. Начальник отдела лично убедился, что «инспектор», как теперь он называл Баталина, был прав.

Всю обратную дорогу полковник угрюмо молчал. Только в конце пути, когда они подъехали к зданию Разведуправления, сказал:

– Ума не приложу, что теперь делать? Одну замену найдем, а вот другую?..

– Товарищ полковник! – предложил Сергей. – А воентехник Баталин вам не подойдет?

Селезнев, не задумываясь, ответил четко и твердо.

– Не подойдет.

– Разрешите узнать почему? – обиженно произнес Сергей.

– Воентехнику Баталину и тут работы хватит. А если ему мало радио, скоро у него добавится язык и оперативная подготовка. Кстати, инспектор, пора свои группы набирать, чтоб дурные мысли в голову не лезли.

– Готов, как пионер. Все-таки, где же замену найти?

– Есть у меня кое-какие мысли. Поеду завтра в ЦК или в горком комсомола к Шелепину, поговорю с ребятами. Думаю, найдем мы парочку хороших радиолюбителей.

– А Ивацевич и Панову куда?

– Это не проблема. Всех, кого мы списываем, у нас войска связи с руками отрывают. Мы и сами их трудоустраиваем, на наши узлы связи. Это в разведгруппе он один, как перст, ни помочь, ни подсказать. А на узле людей много, дел невпроворот, и с «Воронежскими страданиями» сгодится.

Машина затормозила у дверей управления. Не успели они выйти из «эмки», как дверь подъезда отворилась, в проеме показалась голова дежурного. Он усиленно кого-то выглядывал. Заметив Селезнева, обрадованно сказал.

– Товарищ полковник! Вы как раз вовремя. Начальник управления вызывает. Срочно. Поторопитесь, а то сейчас громы и молнии…

– Уже лечу! – отозвался Селезнев и поспешил вслед за дежурным.

Глава 2

Далеко за полночь Баталин получил долгожданную короткую шифрограмму