Дублирование иностранных фильмов было обязательным – без титрового сопровождения и только с синхронным переводом на испанский. Это позволяло химичить со звуковой дорожкой, помимо использования заглушек, вплоть до того, что менять смысл сказанного. В итоге сцены на грани эротики лишь воспаляли у зрителей воображение, подпольный спрос на открытки-фотомонтажи с изображением обнаженных кинозвезд только возрастал. Епископы по данному поводу создали даже собственный классификатор, в соответствии с которым, если фильму ставилась ими оценка «4», то светские власти должны были запретить его показ в кинотеатрах. Такое, например, произошло с кинокартиной Луиса Бунюэля «Веридиана», на международном кинофестивале в Каннах получившей главный приз. Начав совместные с западными режиссерами съемки, придумали делать сразу две версии: одну для внутреннего показа, другую для заграницы. Случалось, где-нибудь в провинции по оплошности кинопрокатчиков на экран выходила экспортная версия: публика ломилась в кинотеатр, пока пленку не заменяли другой, для внутреннего потребления.

В область нравственности и полового воспитания Вождь нации глубоко не влезал, полностью полагаясь на Комиссию епископов по ортодоксии и морали. Те же единственной целью интимной связи между мужчиной и женщиной снова провозгласили продолжение рода – строго в соответствии с церковной доктриной. Входить в храм девушкам в юбках выше колена запретили, как и в брюках. Считалось, что все, кто носит короткие юбки, попадет в ад. На дверях церквей помещали объявления с указанием названий запрещенных фильмов, в которых «показ женщины в почти обнаженном виде возбуждает в мужчинах низменные страсти». Эффект от подобных назиданий, как и следовало ожидать, был прямо противоположный.

Оценивая последствия всей этой «профилактики», испанский социолог Хуан Эслава Галан в своем опубликованном уже в наше время исследовании делает такое заключение: «Господствовавшая мораль приводила к женской фригидности и сексуальной апатии. Верующая женщина подавляла в себе «нечистое», как ей навязывали считать, желание в тот момент, когда муж совершал с ней половой акт в темноте, не снимая с нее ночной рубашки, на брачном ложе под висящем на стене распятием. Некоторые были настолько набожны, что молились перед этим и на следующий день исповедовались священнику. В такой мало вдохновляющей домашней обстановке мужчины частенько шли к проституткам, дабы найти в них более чувствительных сексуальных партнерш. Испания превратилась в страну отчаявшихся мастурбаторов. Встревоженная церковь для подавления этого порока устрашала тем, что мастурбация приводит к слепоте, туберкулезу, сумасшествию».

Проституция процветала вопреки всему, и при этом ее даже не пытались запрещать. Медицинские учреждения предоставляли «жрицам свободной любви» на панели специальные карточки-разрешения. Только в одной Севилье их зарегистрировано было около двух тысяч, в Мадриде – раза в четыре больше. Церкви и государству не оставалось ничего другого, как признать реальность и исходить из того, что проституция есть средство снятия накапливаемого напряжения и не покушается ни на религию, ни на национальное единство.

В былые времена имперского величия, еще при королях-католиках, в столице Толедо рядом с храмами публичные дома работали круглосуточно. За борделями в каждом городе следили местные власти, дабы там не нарушались установленные правила, не было скандалов и потасовок.

Официальное объяснение иерархов – чтобы избежать большего зла. К борделю приписывался священник, а хозяином его мог быть монастырь или какой-нибудь почтенный гражданин города из аристократов. По церковным праздникам и воскресеньям публичные дома, как и театры, не работали. В день Святой Марии Магдалины, покровительницы проституток, все они должны были присутствовать на торжественной мессе и просить у Всевышнего прощения за грешные страсти свои телесные; делали они это охотно, ибо в массе своей были верующими. Ремеслом же своим начинали заниматься очень рано и будучи сиротами – то было обязательным его условием. Увядали они быстро, и к тридцати годам на них уже без боли нельзя было смотреть.

В ту пору конкистадоры завезли к себе в Испанию из Гаити сифилис. Благодаря проституции болезнь расползлась по всему свету, вплоть до Индии и Китая. На Пиренейском полуострове она приняла размеры эпидемии ввиду отсутствия необходимой гигиены. «Пусть арабы моются!» Святая Инквизиция на половую распущенность не покушалась. Нравы аристократов отличались лишь утонченностью телесных удовольствий и рафинированной требовательностью.

* * *

Те, кому выпадала возможность лицезреть Вождя нации с близкого расстояния, невольно обращали внимание на его низенький рост, мягкий голос, почти женские и всегда потные руки, настороженность при вступлении в разговор и большие карие глаза, без радости и грусти.

Уроженец Галисии, Франциско Франко Баамонде воспитывался ребенком в духе католической набожности и мещанского быта. В этом он хотел следовать примеру своей матери, но не отца, самодура и бабника, которого откровенно презирал. В детстве «Франкито» был стеснителен, необщителен и страшно обижался, когда мальчишки называли его коротышкой. Во время учебы в военном училище для упражнений ему выдали винтовку с укороченным стволом. Вместо них он предпочитал заниматься стрельбой, фехтованием и верховой ездой. На общем фоне, как говорится, высоким рейтингом похвастаться не мог.

Для продолжения дальнейшей службы его направили в Испанский легион, расквартированный в Марокко. Рядовые солдаты там не просто боялись этого молодого офицера: они приходили в ужас оттого, что за малейшее нарушение устава или дисциплины он мог приказать расстрелять провинившегося. Комплекс физической неполноценности преодолевался им хладнокровной безжалостностью к подчиненным, хоть в чем-то с ним не согласных. О своих религиозных верованиях он даже не вспоминал.

В общем-то, Франко не был типичным испанским военным хотя бы потому, что он никогда не позволял вовлечь себя в азартные игры, амурные приключения или товарищеские попойки. Выделялся внешним спокойствием, характером твердым, решительным. Говорили про его прекрасные аналитические способности, умение находить решение проблем и развивать их применительно к обстоятельствам. Сослуживцы считали его везунчиком, который любит ходить в кино без билета. Все это вместе, видимо, позволило ему в 34 года стать генералом и командующим испанским гарнизоном в Марокко.

На посту начальника Академии генштаба, а потом и самого генштаба Франко довольно неглубоко разбирался в теории военного искусства. В основном предпочитал делать упор на морально-психологический фактор военных действий и на такие качества солдата, как патриотизм, дисциплинированность, смелость. В проведении крупномасштабных фронтовых операций опытом не обладал. Чем действительно обладал, так это убеждением, что испанские вооруженные силы должны взять на себя роль верховного арбитра политических судеб страны.

«Посредственный генерал колониальных войск, в голову которого не входит больше одной бригады, – презрительно отзывались о нем немецкие офицеры из легиона «Кондор» во время гражданской войны. – У него такие преимущества в военной технике, что любой другой на его месте закончил бы эту войну на год раньше». Посредственность военного профессионала он восполнял жесточайшими расправами над пленными республиканцами и гражданским населением.