— Только и на вас управа найдется. Я всю ночь молился своим богам, и они не оставили меня! — Последнее предложение я произнес со всей торжественностью, на какую был способен. Я вошел в роль, заговорил громко и уверенно:

— Ночью приходил волшебник, посланец богов!

— Это какой еще такой волшебник?! — перебил Зябба.

Я на минуту призадумался:

— Он назвался Гарри Поттером.

— Никогда не слыхал, — буркнул Зуб.

— Он сказал, что присмотрит за мной и не даст в обиду! А на всякий случай, чтобы вы не очень-то борзели, дал мне вот это! — Я показал зеленым фотографии.

— Ну и кто эти уроды?! — вопросил Зябба.

Тут меня пробрал холодный пот. Что, если орки никогда не смотрелись в зеркало?! Да они, поди, и слова такого не знают! Ну хотя бы в речке свое отражение они должны были видеть! И тут Зуб, присмотревшись получше, сказал:

— Эй, Зябба, вот этот мордоворот очень уж на тебя похож! Даже кость в носу такая же!

— А этот страшок — вылитый ты, — откликнулся Зябба. — Только ты чуть поуродливее!

Зуб сжал громадные кулаки. Я уж думал, быть драке. Но орки расхохотались, указывая на снимки. Отсмеявшись, они вспомнили обо мне:

— И что ты сделаешь нам этими картинками?

Вот тут-то и надо блефовать как можно более убедительно. Я собрался с духом и очень серьезно и уверенно заговорил:

— На этих картинах запечатлены астральные отображения ваших душ!

Я старался говорить витиевато, непонятно, и в то же время внушительно, осторожно подбирая каждое слово. Языкастый Васян наверняка бы придумал в этой ситуации что-нибудь поинтереснее. Но и я не зря читал в детстве фэнтези:

— Если порвать изображения, тонкая линия, связывающая ваши души с телами оборвется, и вы умрете в муках!

Я сделал вид, будто собираюсь порвать фотографию.

— Стой, стой! — в один голос завизжали орки.

Неужто сработало?!

Зябба осторожно двинулся ко мне.

— Отдай мне это, соп… — Орк осекся.

— Петр Вадимович! — с вызовом сказал я, убирая фотографии в карман. Потом смягчился: — Ладно, просто Петр. Изображения пока побудут у меня, а вам, ребята, надо еще хворост для костра собрать…

* * *

В этот день я уснул пораньше, едва стемнело. Точнее, сделал вид, что уснул: было очень интересно подсмотреть, как поведут себя орки. Кажется, вздор про нити, связывающие снимки с астральными душами, произвел на них сильное впечатление. Но я все же боялся, что, когда усну, они могут врезать мне по голове чем-нибудь тяжелым и забрать фотки. Или попросту скрутят меня. Черт! Надо было сказать, что если они прикоснутся к картинкам, то помрут на месте. К сожалению, хорошая мысля всегда приходит опосля.

Тем временем зеленые сели у костра поужинать. Я наблюдал вполглаза, усердно притворяясь спящим.

Прожевав шмат кабаньего сала, Зуб кинул на меня косой взгляд и тихо спросил у Зяббы:

— Ты когда-нибудь встречал в наших краях волшебников?

— Что-то не припомню.

— Вот и я не припомню. А не нажучивает ли нас сопляк?

— Старый Хрёд прошлой зимой говорил, что видал какого-то сумасшедшего чудодея. Тот ему молнией курдюк чуть не подпалил! Хрёд еле ноги унес и с тех пор на охоту не ходит.

— Ну, Хрёд-то точно брешет. Он от работы бегает, как кошак от собаки. А тут лишний повод.

Зябба наморщил лоб и заявил:

— Нет, братан, волшебники здесь встречаются. Вон к Пришибленному какой-то кудесник частенько в гости захаживает. Да и картинки эти откуда взялись? Не мог же сопляк их нарисовать.

— Почему это не мог? Бледнопузые и не на такое способны. Помнишь, как-то поймали мазилу из Атрема. Он еще назвался как-то по-мудреному. Живописец, что ль? Да, точно, Рафаэль, первый ларецианский живописец. Слово-то какое… Хе-хе!

— А… это тот дурень, который орков хотел с натуры рисовать.

— Да. Я как щас помню, что он ляпнул: хочу, мол, запечатлеть на холсте бесстрашных зеленокожих воинов в естественной среде обитания. Чего это он имел в виду — хрен его знает, но дело в том, что он таких картинок с десяток намалевать успел, пока мы не проголодались.

— Видал я те картинки, одна из них до сих пор в трактире висит. Не то. У сопляка мы — как живые. Явно дело рук волшебника.

— А давай я бледнопузому топором башку — вжик! — и нету, — предложил Зуб. — Он и пукнуть не успеет, не то что картинки порвать.

Я вздрогнул. Захотелось вскочить и рвануть отсюда со всех ног. Похоже, я сильно переборщил с фотографиями!

— Не надо, — отрезал Зябба, и мне чуть полегчало. — Жалко сопляка. Не такой он, как эти петухи из Атрема. Что-то в нем есть. Какая-то сила, хоть он и тощий, как глиста. Друг Агырра опять же, а тот — честный тролль.

— Ну а если я просто обухом ему по темечку шарахну. Заберем картинки, а он позаикается пару дней, а потом будет как новенький.

— Не стоит, Зуб. С волшебниками лучше не связываться, паскудный народец. Мало ли как эти картинки действуют! Если что не так пойдет, смерть наша будет позорная и глупая. Так можно и в Великий Гадюшник не попасть!

Зуб плюнул в костер.

— Осторожный ты какой-то стал, брат. Скоро как эльф при виде каждой тени в штаны класть начнешь. Не узнаю тебя.

— Я те щас рыло начищу, мигом узнаешь! — процедил Зябба.

— О! Вот это другой разговор! А то я уж боялся, не поработал ли волшебник и над тобой. А вообще, пожалуй, прав ты. С этими чудодеями связываться — себе дороже.

Зябба подбросил в костер охапку хвороста, вверх взметнулось пламя, разгоняя ночную тьму.

— Ничего, как-нибудь уговорим сопляка отдать картинки.

— А потом надерем ему задницу, чтобы не борзел.

«Ага. Так я вам их и отдал!» — подумал я.

— Скажи-ка лучше, Зуб, как в Гадюшник притопаем, в какой бордель первым делом пойдешь?

Разговор перешел в другое русло. Орки принялись спорить, какой бордель круче — «Клыкастые штучки» или «У пышногрудой Загры». Про меня больше не вспоминали.

Но я еще долго не мог уснуть. А вдруг передумают и укоротят меня на голову?!

* * *

До Стронгхолда осталось трое суток пути, и эти дни я провел великолепно. Теперь не было никакой дедовщины — по очереди катили тележку, разбивали лагерь, собирали хворост, носили воду. Меня уже не называли сопляком или бледнопузым, а все чаще — парнем или пацаном. Зябба и Зуб вели себя как шелковые, но и я старался сильно не борзеть, ведь в Стронгхолде будет много орков, и на всех моего фотоаппарата не хватит.

Город, который орки называли Великим Гадюшником, оказался великой твердыней.