Она опустила голову, внутренне соглашаясь, что риск и в самом деле слишком велик, но не желая признавать это вслух.

– Кроме того, Анна, вы не учитываете еще один факт. Где-то есть человек, напавший на Ника и считающий его мертвым. Мы хотим выманить его из норы, но нам это не удастся, если Броуди будет пребывать во Флоренции и в Риме инкогнито.

– Выманить его из норы? – тупо повторила она.

– Ну разумеется. Броуди станет приманкой в ловушке. Если он не будет появляться на людях, убийца решит, что мы лишь делаем вид, будто Ник жив, и сам останется в тени. Но если Броуди будет на виду, если он сумеет стать точной копией Николаса, убийца поверит, что рана оказалась несмертельной и Ник выжил. Другое объяснение просто не придет ему в голову. И в этом случае, если нам повезет, он устроит новое покушение.

– Если нам повезет? – изумленно ахнула Анна. – Да вы с ума сошли! Его же могут убить! О чем вы только думали? А он знает?

– Кто знает? О чем?

– Мистер Броуди знает, что он «приманка»?

– Да, безусловно.

Анна попыталась осмыслить услышанное. Да, рассуждения адвоката выглядели очень логично, но от этой логики ей становилось не по себе. Смерти через повешение брат Николаса предпочел риск пасть от руки убийцы. В таком выборе чувствовался хладнокровный расчет обреченного, приводивший ее в ужас. Она содрогнулась.

– Вся загвоздка, – продолжал О'Данн, не обращая внимания на ее расстроенный вид, – состоит в том, что мы не знаем наверняка, кто убил Ника. Мы лишь предполагаем, что это дело рук североамериканских агентов. Однако никакое другое объяснение просто не приходит в голову: насколько нам известно, у него не было врагов, во всяком случае, ни одного заклятого врага, способного на убийство. Остается верить только в это.

– Это невозможно. Я никогда в это не поверю.

– Тогда кто?

На это Анне ответить было нечего. Она нахмурилась. О'Данн снисходительно улыбнулся:

– Мне известно ваше восторженное отношение к президенту Линкольну, моя дорогая, равно как и ваши взгляды на рабство и на войну, но позвольте вам заметить: романтизм ослепляет вас, вы не видите фактов. Поверьте, война не имеет ничего общего с романтизмом. Знаю, вам трудно это представить, потому что вы женщина. Ваша душа слишком высока и прекрасна для понимания подобных вещей.

Анна так привыкла к его покровительственному тону, что ей даже в голову не приходило обижаться. Точно так же с ней обращались все близкие ей мужчины: отец, кузен Стивен, даже ее любимый Николас. Сейчас она и вовсе не обратила внимания на такую мелочь, пытаясь примириться с чудовищной мыслью о том, что Броуди предстоит стать «подсадной уткой».

– А если его убьют?

– Что?

Она произнесла свой вопрос вслух, но так тихо, что О'Данн не расслышал.

– Ничего, – ответила Анна.

Посетившая ее мысль оказалась настолько неприятной, что Анна постаралась поскорее переключиться на другое.

– Послушайте меня, Анна. Если вы действительно не в состоянии пройти этот путь до конца, мы распрощаемся с мистером Броуди здесь и сейчас, а завтра с утра вы можете отправляться домой. Уверяю вас, весь этот план принадлежит не мне, а Дитцу. Ему просто придется придумать что-нибудь другое.

Она подняла голову к темному небу, вспоминая, какой выбор предложил ей мистер Дитц: закрыть судостроительную компанию Журдена и послать мистера Броуди на виселицу.

– А если я все-таки соглашусь продолжать, что будет дальше, когда все это кончится?

– Когда все кончится, то есть когда мистер Броуди перестанет быть нам полезным, мы его «убьем». Вы объявите родным, что он – то есть не он, а Николас – заболел лихорадкой или упал с лошади и умер. Вы похоронили его в Италии. Броуди отправится обратно в тюрьму, а вы вернетесь в Англию и будете продолжать свою жизнь в качестве вдовы, каковой, по сути, и являетесь. И никто никогда не узнает правды.

Анна опять поежилась, охваченная каким-то непостижимым суеверным чувством.

– Не забывайте, я провел в его обществе последние две недели, – вся так же мягко продолжал О'Данн. – Я прекрасно понимаю ваше нежелание с ним общаться, но, по правде говоря, Броуди совсем не так плох, как вам кажется. Я совершенно уверен, что вам ничто не угрожает.

Она вспыхнула и отвернулась. На нее нахлынули непрошеные воспоминания.

– Я не думаю, что он склонен к насилию, – добавил адвокат.

– Не склонен к насилию? Но он же убил женщину, он…

– Броуди это отрицает.

Анна замерла от неожиданности, потом недоуменно покачала головой:

– И вы ему верите, Эйдин? Мне кажется, он вам даже нравится!

– Вовсе он мне не нравится! Если бы можно было выбирать, я предпочел бы, чтобы Броуди умер, а Ник был бы жив!

О'Данн отвернулся от нее и отошел на несколько шагов, чтобы скрыть свои чувства, но Анна последовала за ним и тихонько коснулась его руки. Она иногда забывала, что смерть Николаса стала тяжелой утратой не только для нее одной. Думая о том, что потеряла, она попыталась представить себе, каково это будет – вернуться сейчас в Англию. Странная мысль пришла ей в голову: здесь она чувствовала себя не такой одинокой, как дома. Да, есть о чем поразмыслить на досуге. Когда у нее будет досуг.

– Хорошо, Эйдин, я попробую. Постараюсь выдержать несколько дней в обществе этого человека. Но только прошу вас, будьте всегда рядом со мной, ладно? Мистер Флауэрс не внушает особых надежд в качестве телохранителя, вы согласны со мной?

Адвокат обернулся, мягкая улыбка вновь освещала его лицо. Он взял ее за обе руки:

– Все будет хорошо, Анна, я обещаю. – Они направились обратно к гостинице.

– Но только…

– Что?

– Мне кажется, с завтрашнего дня нам всем следует продолжить путь вместе. В нашей карете могут свободно разместиться четверо, а мистеру Броуди пора приступить к урокам. В конце концов, ему ведь предстоит многое усвоить об этих… как их… коробчатых кильсонах, не так ли?

Анна грустно улыбнулась ему в ответ.

– Хорошо, будем ехать вместе, – вздохнула она с видом человека, примирившегося со своей горькой долей.

– Вот и умница. Я восхищаюсь вами, дорогая, и считаю вас очень отважной молодой леди.

– Никакой отваги у меня нет, – отмахнулась Анна, взяв его под руку. – Должно быть, я просто сошла с ума.

– А что это за кресты вдоль дороги понатыканы? Вон, гляньте, еще один, забодай его, гвоздями к дереву прибит! – поинтересовался Билли, указывая пальцем в окно, пока громоздкая дорожная карета, ныряя в выбоины и подскакивая на ухабах, тяжело катила по дороге.

Они перевалили через альпийский хребет этим утром и теперь пересекали пустынную и мрачную лесистую местность. Казалось, подступающие прямо к дороге деревья сжимают карету неумолимыми тисками. Продвижение было медленным, пейзаж однообразным, а сводящая с ума скука заставляла нервничать всех, включая простодушного Билли.