Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, так как оптимизацией бизнеса семейная пара занималась совместно, в частности, внутренним убранством, интерьер пиццерии приобрел уникальный, ни на что не похожий стиль, объединивший в себе все, что супруги когда-либо слышали об Италии. На стены водрузили фотографии Колизея, итальянские флаги и (куда же без них!) портреты Гая Юлия Цезаря, – но не как дань памяти великому политическому деятелю, а, как ни странно, в честь самого Владислава, который тоже приложил руку к внутренней обстановке, решив добавить богатства во внешний вид, обрамив все фотографии и портреты в пластиковые рамки, окрашенные в золотой цвет.
Как не удивительно, но ушедшие данным-давно в народ поговорки и присказки работают в девяти из десяти случаев. Так случилось и в этот раз. Было только несколько «но». Цезарем Владислава в его кругах называли только в лицо; за спиной же он имел более подходящее ему прозвище – Сморчок. Не потому, что он был любителем грибов или «тихой охоты», и даже не потому, что глава серьезного бизнеса был щуплым. Дело крылось в другом…
После того как из страны ушел коммунизм, на смену ему, помимо капитализма в лице подобных Владиславу бизнесменов, пришли еще и невиданные до того развлечения. Одним из подобных самоназванный Цезарь и увлекался, а именно: разного рода увеселительными порошками, без употребления которых у него не проходило ни единого дня. Принимал он их исключительно путем пропускания через ноздри, вследствие чего быстро приобрел характерный рефлекс – постоянное утирание носа и частое сморкание. После каждого предложения Владислав потирал нос пальцами или всей ладонью, иногда рукавом, издавая при этом неприятный всем окружающим звук, за что немедленно получил вышеуказанное прозвище – Сморчок.
А популярное заведение «Анна», в названии которого должна была таиться благодать, как у завсегдатаев, так и у тех, кто здесь ни разу не был, именовалось не иначе, как «Тошняк», и это был самый благородный эпитет, каким награждали этот кабак. И после незначительных переделок и попыток переименовать его, все продолжали называть данное местечко именно так, и название как никогда точно характеризовало содержание. Но пиццерия была и вправду чудесной. Чудеса здесь творились каждый день и каждый вечер. Это могли быть и бои зрелищности, которым позавидовал бы сам настоящий Цезарь, и обитающие на кухне мистические животные, которых не встретить даже в строчках самой страшной сказки. Но в один особенный вечер в «Здесь все» произошло настоящее чудо – заказ на доставку пиццы, который случался здесь не более раза в год.
Атмосфера в забегаловке была традиционной. За двумя столиками на уютных, но потрепанных кожаных диванах расположились посетители. Ближе к выходу сидела молодая пара, парень с девушкой, странного для этого притона вида. Они были прилично одеты, вели себя культурно и пытались вдумчиво изучать потрепанное судьбой меню. Было очевидно, что здесь они впервые и попали сюда случайно.
За столиком в самом дальнем углу сидела компания из трех парней, бывшие здесь частыми гостями. После ребрендинга постоянные посетители уже привыкли, что традиционную закуску под стопочку «беленького» нынче не просто нарезают, а укладывают на тесто и запекают. Такие изменения пошли им на пользу, прием горячительных жидкостей в их глазах приобретал некую нотку эстетики.
А вот уже за столиком у входа на кухню уселись работники – официанты Маша и Максим, уже находившиеся в ожидании окончания очередного рабочего дня. Впрочем, в подобном ритме проходил каждый их день и вся трудовая неделя.
Впервые встретившись, сотрудники не сразу нашли общий язык. Максим показался Марии поначалу неказистым и неинтересным молодым человеком. Однако, поневоле проведя с ним не один час, она открыла в нем необычайную харизму, которая ее околдовала. Парень не умел красиво говорить, не был галантным, ничего особенного в нем не было, но он все равно захватил ее сознание.
– Слушай, ты обратила внимание на эту сладкую парочку у входа? – оглянувшись через плечо и окинув взглядом слабо освещенное помещение, спросил у нее Максим.
– Ага! – утвердительно кивнула Маша. – Минут десять уже сидят. Обычно такие смотрят меню, оценивают атмосферу и уходят, делая вид, что у них появились неотложные делишки.
– Не… Эти какие-то необычные. Чего только стоит их прикид! Какие-то зеленые туфли на девушке, волосы кудрявые. Да еще и красные. А у парня тоже, глянь, волосы, крашеные в белый цвет.
– И что? – перебила Максима девушка.
– Да ничего. Это, наверное, экстремалы.
– Что экстремального в походе в дешевый кабак? – с ухмылкой протараторила Маша, а затем добавила: – Хотя да, в таком виде по таким местам лучше не ходить. Да и есть здесь – тоже экстрим.
– Это точно! – подхватил Максим, и оба они засмеялись. – Ты же слышала, что наш начальник с директором соседнего магазина договорился? Теперь он скупает у него полусгнившие овощи, колбасу, у которой вот-вот истечет срок годности, и другой, по большому счету, мусор. И Игнат теперь все это рубит на пиццу, – чуть тише, чтобы посторонние не слышали, шепнул Максим.
– Меня всегда интересовал вопрос: есть ли предел человеческой жадности?
– Ой, ну не строй из себя святошу! Будь это твое кафе, ты бы точно так же делала.
– Я? Ну, конечно бы, делала. Но сейчас-то я так не делаю. Поэтому имею полное право осуждать всех, кто подобным занимается.
– Так и чем ты лучше Влада в таком случае?
– Тем, что все это лишь в моей голове. Я имею право думать все, что угодно. Руки у меня «чистые». Или ты хочешь осудить меня за мои мысли? Кому какой от этого вред?
– То есть ты хочешь сказать, что каждый имеет право думать, о чем хочет? И в этом нет ничего преступного?
– Конечно!
– Вот прям уверена?
– Более чем! – хмыкнула Маша.
– Хорошо, а что Игнат?
– Что – Игнат?.. – с недоумением переспросила девушка.
– И ты, и я знаем, что он к тебе, так скажем, неравнодушен, правильно?
– Так скажем, я думаю, – да. Но от этого мне ни горячо ни холодно.
– А вот я не думаю. Я точно знаю. Причем интересуешь его по большей части не ты, а твое тело. Я это знаю наверняка: не раз ловил его взгляд, устремленный на твою задницу, которой ты мило крутишь,