За один год она добилась всего, о чем только могла мечтать, и жить с человеком, который сам не написал ни строчки, больше просто не желала, сказав ему на прощанье: «Малюй свои картины».

У Пантелеева она не смогла написать больше ничего, за исключением двух жалоб в домоуправление и нескольких заметок в газету «Вести сегодня». Заключенные ранее договоры с издательствами приказали долго жить. Она садилась за стол и пыталась выдавить из себя хотя бы строчку, но все было тщетно. Вместе с Фарбусом от нее ушло вдохновение, которым он одаривал ее все это недолгое время.

Вскоре вышел в свет роман под названием «Вкус жизни». Его автор явно прятался за псевдонимом, но само произведение вызвало фурор. Очереди в книжные магазины были нескончаемы, просьбы об экранизации поступали неизвестному автору со всех концов света.

В конце концов киностудия «Парамаунт пикчерс» сумела получить желанное разрешение, и вскоре весь мир покорил фильм «Сны наяву». Правда, режиссер этого фильма тоже пожелал остаться неизвестным, даже не приехав получать престижную премию Киноакадемии. Те, кто посмотрел этот фильм, обязательно прочитывали книгу «Вкус жизни», и многие меняли свой взгляд на мир.

Когда Лора посмотрела фильм, ей показалось, что в нем есть что-то и про нее, и так думало полпланеты – каждый о себе. Она не знала, что это Фарбус пытается таким образом отыскать ее во Вселенной…

Он, как всегда, сидел с бокалом вина на своем балкончике и о чем-то думал. На Земле он прожил всего несколько лет, а казалось, что прошла вечность. Человек напоминал ему зародыш, в котором созревает эфирное тело, потом раз! – и он рождается в новом свете, а тут все думают, что он умер. Фарбус неотрывно смотрел на убывающее, не такое яркое, как днем, солнце и представлял, как утром Амур будет готовить свои стрелы высшего качества.

Сосед, живший этажом ниже, в свои пятьдесят восемь лет ни с того ни с сего стал играть на рояле. И не просто играть, а так, что под окнами собирались слушатели, оглашая всю улицу громкими аплодисментами. Первые концерты в местной филармонии были назначены на конец сентября. Другой сосед снизу увлекся скрипкой, этому было всего-то два года. Едва научившись стоять на ногах, он взял в руки инструмент в свой рост и вывел смычком такое, что бабушку едва не хватил удар. Любопытствующие доктора и музыкальные критики стремились попасть на прием к удивительному малышу, впитавшему первые мелодии с молоком матери.

Все те, кто жил рядом с Фарбусом, так или иначе пришли в искусство, их дом стал пользоваться необычайной славой, его прозвали «Кузницей талантов». Квартиры поднялись в цене до неприличия, и некоторые неплохо нажились, воспользовавшись моментом, но когда они съезжали, все их необычайные способности пропадали. «Ну и бог с ним», – думали они, пересчитывая полученные за продажу деньги.

И к Фарбусу заходили с подобным предложением, но деньги его не интересовали. Здесь не было слишком комфортно, зато очень уютно и, как ему казалось, поближе к тому миру, откуда он пришел.

Стук в дверь в такой поздний час его удивил. За дверью стояла «конфетка» со своим новым хахалем, и она заявила прямо с порога:

– Я знаю, кто ты, – и добавила: – Ты муз.

– Что ж, может, ты и права. Думаю, тебе надо заявить об этом в полицию.

– Если не отдашь мой талант, заявлю на тебя и всем расскажу, кто написал «Вкус жизни», кто поставил «Сны наяву», все расскажу! Я узнала тебя по всему, ты что думаешь! Я с тобой год прожила! До тебя тут люди жили как люди! Ни одного музыканта, писателя, художника, а как ты въехал, у всех так и поперло!

– Ты нашла своего «муза», пользуйся на здоровье, – и Фарбус закрыл перед ними дверь.

Внизу на улице еще долго разносилось: «Сволочь, отдай талант!» – и только подъехавшая машина «скорой помощи» с серьезными ребятами отвезла пострадавшую в центральный дурдом. Пантелеева отпустили. Он тоже засомневался в здравом уме своей сожительницы…

Если в доме, где жил Фарбус, у людей проявлялись необычайные способности к творчеству, то в доме по Лачплеша, 35, все происходило по-другому. Семья бывшего директора завода резиновых изделий внесла коррективы в быт этого дома. В первый год их проживания почти ничего не изменилось, за исключением того, что сосед из двадцать пятой квартиры, узнав, что жилец этажом ниже приобрел себе новый мебельный гарнитур за двадцать шесть тысяч долларов, уходя на работу, открутил в ванной вентиль крана с горячей водой.

Уже через несколько месяцев соседи перестали здороваться, их охватило неизвестно откуда взявшееся чувство зависти и нелюбви друг к другу. Жалобы в домоуправление, в налоговую полицию и другие официальные инстанции поступали из этого дома почти ежедневно.

Вначале нескольких жильцов дома проверили на шпионаж в пользу России и Израиля, но факт доноса не подтвердился – один шпионил на Америку, а это не возбранялось, другой просто шпионил за всеми из личного любопытства. Третий был старый, кадровый, еще советский шпион на заслуженной пенсии, но это все знали и так.

С четвертым было сложнее – этот воевал в Афганистане и был даже награжден несколькими знаками отличия за битвы с талибами. В память о тех горячих деньках он круглый год носил полосатую тельняшку. И отказался впускать следователей из тайной полиции в свою квартиру, пообещав взорвать себя и весь дом. Только после долгих переговоров и просьб жены (которая и в самом деле шпионила в пользу России) дверь была открыта. Обыск оказался бесполезным, шифров и кодовых ключей найдено не было, но в компьютере нашли несколько фотографий строящейся новой библиотеки, стоимость которой оценивалась экспертами в сравнении со стоимостью пирамиды Хеопса. На всякий случай афганца арестовали на три дня. В дорогу он надел тельняшку десантника, старые джинсы, взял с собой кусок мыла и металлическую кружку. Туалетную бумагу ему брать не разрешили, чтобы не было возможности писать дневник или посылать на волю записки. От дома до полиции было десять минут ходу, и все это время из машины громко раздавалась песня «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!» Через несколько дней он пришел домой сам.

Донос о подпольном занятии проституцией оперной певицы Скайдрите Пурмане проверять не стали – этим кормилось полгорода, пытаясь победить всемирный экономический кризис.

Двухлетнего ребенка из семнадцатой квартиры обязали тише топать ногами, чтобы соседи снизу могли спокойно смотреть телевизор.

А некоторых отравила черная ревность…

Артур не был ревнивым мужем, тем более что его жена Майя никогда не давала повода. Она была домоседка, игнорировала подруг, поскольку считала, что их никчемная болтовня о своих проблемах и перемывание костей их мужей совершенно не интересны и, более того, бесполезны. И вроде бы все в их счастливой и уже довольно долгой семейной жизни протекало гладко. Иногда становилось даже как-то скучно – никаких интрижек, лишь небольшие перебранки по поводу вечно разбросанных вещей Артура, которые на протяжении пятнадцати лет она убирала за ним, как за малым ребенком, и больше ничего. Последнее время он даже перестал дарить ей цветы без всякого повода. Это ее не обижало, просто такого отношения очень не хватало.