Неудивительно, что к четвертому периоду «орлы» заполучают целых два очка. Счет: три — два. Пока что. Впереди еще один период.

— Эти горцы делают невозможное, — надсадно хрипит усталая Истома, опершись руками об колени. — Сеня их почти раздавил, а они собрались как-то.

Истислав тоже устал, последнее сопротивление далось ему с трудом, но альфа выпрямляется через силу.

— Я не позволю «орлам» нас склевать как червей, — рычит брюнет. — Чтобы Беркутов, очнувшись, смотрел на меня, как на слабака?! Нет! Я ощипаю этих горцев словно кур. Милая, ты со мной?

— Конечно, — выпрямляется бета вслед за своим женихом. — Я всегда с тобой!

«Она хоть и извращенка, зато верная» — довольно думает Истислав.

Четвертый период самый жестокий. «Фениксы» в нападении, но оборона «орлов» становится непреодолимой, как крепостная стена. Мощные, неуступчивые — грязно в конце играют все. И даже Тагир уже не останавливает своих вассалов. Разгоряченные кавказцы взвились не на шутку. На поле то там, то здесь образуются горки дерущихся тел. Дагестанцы ревут и навязывают бой, где он вообще не нужен. Выискивают слабые узлы на доспехах, ломают кости «погасшим», допускают грязные приемы. Опрокинутым «фениксам» даже приходится буквально спасаться бегством — их бьют даже лежачих. Свисток судьи не прекращаясь объявляет штрафные. Но горцам плевать. На кону Кубок.

Каким-то чудом Истиславу удается забить еще один гол. И это еще больше взбешивает «Тарковских орлов».

В новой атаке Истислав, схватившись с Тагиром за мяч, получает молнию в лицо. С трудом альфа выдерживает бегущий по телу ток. Он отвечает гравиволной, и княжич с охом заваливается на одно колено. Альфа пасует бете, а сам схватывается с серьёзным противником. Оба они катятся по газону. Судья кричит прекратить, но княжич с альфой будто не слышат. Гром ударов, треск доспехов, шипение сквозь стиснутые зубы.

И только когда судья лично расталкивает сцепившихся юношей, они замечают ликование зрителей. Электронное табло высвечивает «пять — два». «Золотые Фениксы» победили!

* * *

Я просыпаюсь от жарких объятий и поцелуев. Что случилось? Почему меня тискают? Что за гомон толпы?

Зрители скандируют: «Фениксы! Фениксы!».

— Мы победили, Сеня! — лучезарно улыбаются Дарико с Алесей на фоне шумящих трибун. — Победили!

Ах, вот оно что. И стоило ради этого будить? Конечно, победили. Как могло быть иначе? Откидываюсь назад и, не обращая внимания на ласки барышень, возвращаюсь досматривать прерванный сон.

_______

Легендариум Постимпериуса.

Отец-император модернизировал души Префектов по своему образу и подобию. Галактический владыка использовал таинства биоалхимии, чтобы создать совершенных людей. Претендентами были лучшие из лучших: могучие полководцы, искуснейшие ораторы, великие планетарные правители в одном лице.

Глава 8

— Обвинение

— Гунай, ты уверен? — вскидывает брови император Дзимма. — Сам Свар-ками? Живой бог? Его изображение только вчера нарисовали на стенах Храма Исэ. Глиняные фигурки еще не успели остыть и отвердеть, а ты говоришь, что он уже ходит среди смертных?

— Именно, папа, — отвечает наследник. — Сам в шоке, но битва Хенеси и Беркутова предстала, как сражение света и тьмы. Причем Хенеси сражался вовсе не за то, за что следовало. — помолчав, принц отвечает. — Он хаосит, пап.

— Да не может быть, — в шоке откидывается на спинку кресла Сын Неба. — Он же впечатлил весь двор. Покойная Микими очень восторгалась его стихами.

— Но это так, я видел его лицо под обсидиановой маской, снятой Сваром-ками. Клыкастая морда бешеного зверя.

Оба молчат, задумавшись об одном и том же. Разница лишь в том, что Дзимма размышляет еще и о сотне других государственных дел. Например, как обогнать Красное Солнышко в «Кексиках» и взять наконец триста десятый уровень. Но не только об этом, конечно, еще и о прелестях юной дочери Каями. Брачные договоренности уже заключены в тайне, и свою невесту Сын Неба уже опробовал. Юная девушка пришлась ему по нраву, и, возможно, со временем ей удастся затмить пышногрудую Микими. Ведь у молодой Каями пышности тоже ого-го…

— Па, я слышал, жрецы прекратили жертвоприношения, — произносит Гунай. — Будто бы людей больше не режут на алтарях. Это правда?

— Не везде, — вздыхает император, отвлекаясь от мысленного созерцания нежных бедер юной Каями. — В Кинае до сих пор режут. Да и в Токайдо тоже. Еще где-то, — не вдается в подробности Сын Неба. — Но во многих храмах прекратили вдруг. В Токио не режут больше, а пленных негров отпустили восвояси. Такое ощущение, что сама Аматэрасу не может определиться что ей надо. Вот жрецы и мечутся между желаниями богини Солнца.

— А что с русскими? — Гунай продолжает дотошно спрашивать. — Что с ордами тварей, гуляющих по стране? Ведь наших селян убивают, заголовки газет пестрят людоедством.

— Основные силы из Нижних миров разбиты, — успокаивает сына император. — Но, понятно, об армии дьявомолов ты слышал уже. Ее разбить пока не удается. Твари бесчинствуют в Сикоку, и наши солдаты ничего пока не могут с ними поделать. Вокруг слишком много населенных пунктов. Бомбардировками их не взять, свои же города накроем. Артиллерия не способна достать всех, эти двухметровые кузнечики движутся рассредоточено по местности. Пехотные дивизии тоже бессильны. Твари мощные и умные. При наступлении, сразу отступают в топи и леса, чтобы навязать одиночные бои в непроходимой для танковых батальонов местности. Русские готовы ввязаться в это месиво, что очень странно. Недавно у меня был их посол. Он настаивал на предоставлении нам пяти дивизий отборной морской пехоты.

— Может, они просто хотят помочь? — спрашивает Гунай.

— Ты точно мой сын и наследник? — хмуро бурчит Сын Неба. — Какая детская наивность от принца! Вы на пару с Анеко вернулись из Пекина совсем другими. Дочь больше не грустит по Хенеси, да и ты о нем тоже пренебрежительно говоришь. Что с вами там сделали?

— Ничего, — смущается наследник. — Я же рассказал про Свара-ками. Наш бог ходит среди русских, пап! Это не правильно! Почему они?! Мы должны вернуть его к себе!

— Русские сами, похоже, не против его нам привезти, — фыркает Сын Неба. — Вдруг парень — бомба замедленного действия. Как один гвардеец Бесоновых по кличке Бессмертный. Только не буквально и помасштабнее.

— Это богохульство, — возражает Гунай.

— А я не такой уж и верующий, — передразнивает Дзимма. — Запомни, сын. Император только на словах должен быть религиозным, а внутри ему необходимо хранить твердый прагматизм. Иначе твоя страна и года не проживет.

— Я видел бога, пап, — уверенно заявляет принц.

— Тогда тебе тем более необходимо быть прагматиком, — императора нисколько не пронимают слова наследника. — Анеко тоже быстро расклеилась. Не думал, что у меня такая ветреная дочь. То она плачется по