– Отстой, правда? – раздался голос из-под скамейки, на которой он сидел.

Повернувшись, Эфраим увидел какого-то мужика в лохмотьях. Впотьмах была видна лишь длинная сальная борода и когда-то белая футболка, теперь побуревшая от грязи.

– Последний автобус уже ушел? – спросил Эфраим.

– Ага. Неудачная ночка, да?

Эфраим пнул столб остановки и прикинул варианты. В кармане осталось всего два доллара.

Нет, даже два доллара и двадцать пять центов. Этот четвертак мог все изменить.

Эфраим вытащил волшебную монетку. Решение, конечно, глупое, но так можно проверить, есть ли у него еще желания. В конце концов, терять нечего.

– Я хотел бы не пропустить автобус, – прошептал он, зная, что бездомный смотрит на него. Эфраим подбросил монетку, но в темноте ее упустил – та лишь сверкнула на мгновение в свете фонаря, а потом со звоном ударилась о тротуар.

– Вот гадство.

Эфраим, как безумный, принялся обшаривать землю вокруг, но монетки там не оказалось. Даже если она откатилась недалеко, ночью ее будет трудно найти. Он уже собирался сдаться, когда увидел, что мужчина около скамейки нагнулся и что-то подобрал – четвертак.

Эфраим сразу задался вопросом, не нагрелась ли монетка, и что по этому поводу подумает бездомный.

– Спасибо, мистер, – он приблизился к мужчине, морщась от вони, распространявшейся от потрепанной одежды.

Бродяга посмотрел на четвертак, потер его.

– Хм, – он поднял монетку к свету и повертел из стороны в сторону, зажав между большим и указательным пальцами. Увидев изображение Пуэрто-Рико, снова что-то проворчал.

Эфраим протянул руку. Мужчина уже захотел отдать монету, но замер. Оба уставились на нее.

– Держи, пацан, – бродяга, наконец, отпустил четвертак и прижал его пальцем к ладони Эфраима.

У того вновь закружилась голова. Желудок чуть не выпрыгнул наружу, а затем все успокоилось.

Мужчина отошел прочь, громко рыгнув. Казалось, его мутило, он начал стучать костяшками пальцев по голове.

Эфраим быстро отступил назад на случай, если бездомного вырвет. Посмотрел на монету. Решка.

Внезапно их осветили два луча света, приближавшиеся по улице. Мужчина выпрямился:

– Похоже, еще один автобус.

Эфраим улыбнулся от облегчения. Значит, никаких ограничений по числу желаний у монетки не было.

Автобус остановился, парень забрался внутрь, отдал два доллара за проезд и сел впереди. Бездомный тоже залез в салон, и двери с шипением закрылись.

– У меня нет денег, – сказал бомж.

Водитель вздохнул:

– Так не пойдет, старина. Это бизнес, а не благотворительность.

Бездомный повернулся к Эфраиму:

– Мне нужно добраться домой. Ты привел меня сюда.

Взгляд его стеклянных глаз блуждал.

Эфраим положил в карман четвертак:

– Простите, у меня нет мелочи.

– Мелочи! – Бездомный ухмыльнулся.

– Ты знаешь этого парня? – спросил водитель.

– Понятия не имею, о чем он говорит, – ответил Эфраим. – Я его встретил две минуты назад.

– Какой стыд, что люди себя доводят до такого состояния. Да и ладно, какого черта! – воскликнул водитель. – Тебя-то я возьму в любом случае. Я на этом деньги не теряю, и это мой последний рейс на сегодня.

– А это действительно последний автобус? – спросил Эфраим.

– Ага. Опоздал на тридцать минут – двери заклинило. Но я всегда заканчиваю маршрут, – водитель дернул рычаг, и автобус поехал.

– Похоже, сегодня тебе все же повезло, – проворчал бездомный и протопал в дальний конец салона.

Эфраим уставился ему вслед. Бродяга помнил, о чем они говорили до нового желания. Почему? Раньше никто, кроме Эфраима, не знал о переменах. И что случилось теперь? Тут или пьяница что-то сделал, или сам Эфраим.

Судя по звукам, мужчину явно стошнило, через мгновение по салону поплыл едкий запах.

– Проклятие, – вздохнул водитель. – Вот что я получаю в благодарность.

Эфраим отвернулся и стал смотреть в окно, глядя сквозь темноту на пустые улицы. Весь путь он не выпускал монетку из ладони, боясь, что потеряет.

Матери дома не было. Вместо нравоучительной лекции за опоздание Эфраим нашел записку на холодильнике, сообщавшую, что ужин готов. Похоже, мама опять на вечерней смене в супермаркете.

Его беспокоило, что желания вызывали непредсказуемые последствия, о которых он не просил. По крайней мере сейчас монетка сработала в его пользу: матери не было дома, она никогда не узнает, что сын пришел поздно, а значит, первые две недели каникул он не просидит наказанным. С монеткой будет достаточно просто вновь наладить мамины дела. Или даже лучше: пожелать работу, которая будет ей действительно в радость, ту, на которой ей станут платить гораздо больше.

Эфраим на вечеринке почти не ел, хотя почти все время стоял у столика с закусками, так что сейчас отрезал себе большой кусок мясного рулета и щедро положил картофельного пюре – на его памяти таких блюд мать никогда не готовила – и понес тарелку в комнату. Стоило ему сесть у компьютера, как на экране вспыхнуло сообщение от Натана, правда, звук от него оказался странным, как будто искаженным. Только сгоревшей звуковой карты сейчас Эфраиму и не хватало.

«ПРИВЕТ. Где ты был?» – напечатал Натан.

Обвиняющий курсор подмигивал Эфраиму. Значит, Натан действительно приходил к дому Джены.

Эфраим откинулся назад, насколько позволяло кресло, и стал перекидывать четвертак из одной руки в другую. Глубоко в душе он надеялся, что монетка изменила мир так, что Натан ничего не знал о вечеринке, как произошло с его матерью. Теперь же придется рассказать все начистоту и извиниться; если бы Эфраим соврал сейчас, то выглядел бы еще большим придурком.

Правда, если подумать, можно было загадать очередное желание, и тогда Натан просто забыл бы об этом вечере. Друг бы ничего не заметил и не обиделся. Эфраим стиснул монетку в руке, а потом припечатал четвертак к столу рядом с клавиатурой и написал: «Прости. Я должен был раньше сказать тебе о вечеринке».

Натан любил, когда Эфраим признавал ошибки, но сейчас ответил с уж очень большой задержкой.

«О какой вечеринке?»

Значит, хотел, чтобы Эфраим сам во всем признался.

«Джена пригласила меня в последнюю минуту. Я должен был тебе обо всем рассказать».

«Ты пошел на вечеринку без меня? К Джене?»

«Прости. Я не должен был так делать».

Сейчас Эфраим был готов написать все, что хотел услышать Натан.