Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царь задумался, припоминая:
– Сначала я видел огромного орла, сидевшего на скале. Орёл взлетел высоко в небо, поймал поток воздуха и потом долго парил.
Хабрий соображал недолго:
– Сон твой к хорошему известию, царь. Видеть гордую птицу, орла, сидящего на скале, дереве или на ином возвышении, к добру. Потом ты видел орла в полёте, спокойном и свободном – это означает, что ты очень скоро обретёшь силу и большую власть, будешь недосягаем для врагов. Боги извещают о твоих великих победах над врагами Македонии.
Филипп задумался. Он верил Хабрию, всему, что тот говорил, так как за полгода до Амфиполя у него состоялся разговор с советником. В тот вечер он пригласил Хабрия, чтобы поговорить о своих намерениях, в положительном исходе которых не был уверен. Он всегда так делал. Он спросил Хабрия о том, стоит ли портить отношения с Афинами, намереваясь воевать с греческими поселениями на фракийской земле. Хабрий решительно поддержал царя:
– Мне понятны твои устремления, царь. Помимо того, что новые приобретения открывают Македонии доступ к удобным гаваням на море, в местных горах есть золотые копи. Особенно богата гора Пангей: рассказывают, что, когда в тех местах проходят сильные дожди и потоки размывают скалы, самородки уносятся вниз. Местные жители нередко выпахивают на своих полях такое золото.
– Твои слова радуют меня, Хабрий. О сокровищах Пангей я тоже слышал. Но как на Пангее оказались греки?
– Все началось с греков-переселенцев из Милета. Они пришли к Пангею пятьдесят лет назад. Но все погибли в стычках с местными племенами. После милетян там появилась колония греков из Фасоса. Они сумели войти в доверие к аборигенам, которые разрешили им не только строить город, но и добывать драгоценную руду. Но богатство фасосцев привлекло персов, потом и афинян.
– О, можешь не продолжать! Дальше история мне знакома: Спарта в союзе с фасосцами сокрушила афинское войско, после чего Афины потеряли контроль над Пангеем.
– Это так, мой царь. Потеряли контроль, но не интерес: с той поры они ревностно относятся к проявлению внимания каждого, кто появляется в этом регионе. В последнее время они следят за Македонией и за тобой, царь.
За палаткой разгоралась лагерная жизнь. Раздались жалобные звуки солдатской флейты-сиринги, перебрасываясь от одного отряда к другому; за ней послышался громкий стук барабана-тимпана и стоны тубы: командиры объявляли отрядам сбор.
Без стука, почти ворвался Темен, совсем юный командир, любимец царя, как и Леоннат. Пот на лице, грязь на доспехах свидетельствовали о быстрой скачке на коне. Он только что прибыл от Амфиполя. Юноша выпалил с нескрываемой радостью:
– Амфипольцы согласны открыть ворота! Со мной их переговорщики!
Филипп резко вскочил с постели, на которой сидел до сих пор. Кинулся к юноше, поцеловал в губы, прижал к груди. Крикнул слугу – облачаться: позолоченный шлем, бронзовый нагрудный панцирь, нарукавники, поножи. Пока поспешно одевался, слушал рассказ Темена. Оказывается, ночная «работа» осадного тарана дала ожидаемый результат: стена разрушилась; туда уже могли проникнуть македонские воины. Ждут приказа. Амфипольцы решили не ждать штурма, запросили пощады.
Филипп, едва приведя себя в достойный для царя вид, вышел из палатки. Крикнул:
– Коня!
За ним из палатки торопливо выбрался Хабрий.
– Царь! Я тебе не всё поведал!
– Невелика беда! Мне уже всё ясно! Вот она – моя победа, предсказанная богами в моём сне!
Царю подали неосёдланного коня (греки седел не знали), породистого коринфского самфора. Он легко вскочил на круп, нетерпеливо толкая бока сильными ногами, и с гортанным радостным выкриком «Элелей! Элелей!» направился к выходу из лагеря. У македонян огнеглазый Элелей – бог войны, с его именем они всегда шли в бой на врага. Темен рванулся вслед за ним.
Леоннат, обычно находившийся рядом с царем, на этот раз замешкался.
– Ты куда, Филипп? – только успел он спросить, высунув голову из своей палатки.
– Я в Амфиполь! А ты разберись с переговорщиками: никаких условий – только сдача! Иначе смерть всем жителям!
Дав повод коню, царь помчался среди палаток и дымящихся солдатских костров. Телохранители и гетайры, привыкшие к неожиданным поступкам царя, поспешали вслед на бодрых конях. Догнали у Амфиполя. Филипп был счастлив – это был первый греческий город, готовый унизиться перед Македонией. Впереди такую же участь ожидала остальная Греция!
Пир победителей
В пыльных панцирях и шлемах, с мечами на перевязях и копьями на плечах от Амфиполя в Македонию возвращалось войско победителей. Легкораненые воины, ухоженные заботливыми лекарями, плелись по одному или группами, помогая друг другу; сильно увечные тесно лежали в больших плетёных коробах, поставленных на боевые колесницы. Безразличные ко всему волы, жуя травяную жвачку и роняя липкую слюну, тянули повозки, загруженные добром амфипольских граждан.
Филипп появился в городе, жителей которого он жестоко обманул в обещаниях: сильных и здоровых обратил в рабов, остальных, кто был замечен с оружием, предали смерти – в назидание другим, кто вознамерится сопротивляться македонскому царю.
В отличном настроении царь с военачальниками направился к огромному дубу, одиноко стоявшему на взгорке. Под его разлапистыми ветвями слуги поставили просторный павильон, где всё было готово к пиру. Царские повара и слуги знали, что последует за взятием города. Филипп соскочил с коня.
– Всё! Конец Амфиполю! Празднуем победу!
На столах золотом отсвечивали праздничные чаши, которые прислуга бережно вызволила из походных корзин. Чеканные тонкой работы кратеры призывали налить благоуханного кипрского вина. Из-под крышек бронзовых блюд сочился запах жареного мяса, приправленного божественно пряным диким укропом, сильфией. Сбросив доспехи, оставшись в одном льняном гиматии, Филипп облегчённо вздохнул.
Начинался пир победителей. Военачальники умерили боевой пыл, смолкли, ожидая слов царя. Голос Филиппа зазвенел от торжественности и нахлынувших чувств:
– Друзья мои! Полней наливайте чаши, отпразднуем победу!
* * *
Застолье продолжалось. Никто не оставлял столы, наоборот, участников становилось всё больше, поскольку с дальних позиций прибывали новые командиры. В павильоне становилось тесно. Филипп распорядился устроить отдельный стол невдалеке, куда пригласил ближайших друзей – Леонната, Пармениона, Полисперхонта. С этого места просматривались горизонты – вот Амфиполь, за ним Пидна, Потидея, Олинф… Где-то там Метона и греческие города богатой Фессалии…
Мимо пригорка, на котором находился царь с товарищами-гетайрами, вели пленников, связанных длинной веревкой. От усталости и огорчения они едва волочили ноги. У строптивых на ногах звенели металлические кандалалии, на шеях – кожаные ремни. Их приготовили для отправки на рудники – страшная для свободного эллина участь. Неожиданно один из пленных, заметив Филиппа, небрежно развалившегося на раскладном