Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Береника, оставшись в девичьей спальне вместе с Мирталой и Артемисией, чтобы не напугать девушку, начала с отвлекающих разговоров. Говорила напевно, ласково:
– Тебе, моя милая, повезло: Филипп молод и красив – загляденье. И ты красива. Получается, дети родятся замечательные. Я буду принимать у тебя роды, как делала всегда. Есть у Филиппа врач Критобул, но я не доверю тебя ему, так как женщина не всё может сказать и показать мужчине. Я буду с тобой рядом, когда понадоблюсь…
Говоря все это, повитуха уверенно обнажила девушку, уложила на постель, поворачивала, как ей нужно было. Удовлетворившись, одобрительно закивала седой головой, опять говорила, так же тихо, уютным голосом:
– Я о Критобуле. Если кто из женщин во дворце страдает скрытым недугом, о котором нельзя поделиться ни с мужем, ни с врачом, помогаю всегда я. Ещё помогаю женщинам при болезнях, не только принимаю роды или прерываю нежелательные беременности. Хотя не всё тебе сейчас нужно говорить!
Продолжая монолог, Береника готовила Мирталу к новому испытанию – проверке на возможность забеременеть. Она велела с головой завернуть её в одеяло, а под кроватью зажечь благовония.
– Ну как? – спросила она через время. – Что ты чувствуешь, милая?
От резкого пряного аромата Миртала едва не задохнулась под одеялом, закашлялась.
– Хорошо, хорошо, моя дорогая! – весело откликнулась повитуха. – Если слышишь запах сквозь толстое одеяло, выходит, что ты по природе своей небесплодна. Такая невеста и нужна нашему царю, – заключила она и поспешила докладывать о результатах осмотра старшему члену македонского посольства Онисиму.
Теперь ничто не препятствовало отъезду невесты из Эпира.
* * *
Наконец, когда численный и качественный состав свиты, сопровождающий невесту, был определён и сформирован, а приданое и дорожные вещи уложены в дорожные тюки, Миртале было разрешено отбыть в Пеллу. В тот день состоялась прощание с царём Аррибой. Дядя хотел показаться добрым, заботливым. Он доверительным голосом высказал племяннице:
– Главное в судьбе женщины – брак, а в браке – рождение детей, для обеспечения непрерывности людского рода. Солон говорил, что жёны нужны эллину для рождения детей-наследников, а для развлечения мужчина всегда найдет гетеру!
Арриба широко улыбнулся, выставив кривые с жёлтым налётом зубы. В ответ не услышал от племянницы ни одного слова, в чём усмотрел необычную для неё покорность. Радуясь этому обстоятельству, поспешил закончить не приятный для обоих разговор:
– Брачный договор с доверенным лицом македонского царя подписан. Я доволен подарком твоего жениха – у меня великолепный жеребец из Персии. Теперь ты должна стать ему подарком от меня, дорогая племянница.
Арриба вновь изобразил улыбку, радуясь собственной неожиданной шутке. Неуклюже прижав племянницу к груди, сделал вид, что поцеловал её в голову, затем подтолкнул к выходу, давая знать, что прощание завершилось.
* * *
Проезжая на колеснице по скверной дороге в направлении Македонии, Миртала невнимательно слушала негромкое журчание слов Артемисии, сидевшей рядом, и почти не обращала внимания на жёсткие толчки от выбоин и кочек, то и дело попадавших под колёса. Два коня в упряжке дружно тянули не слишком тяжкий для них груз – двух женщин, а всё приданое направлялось караваном из десятка медлительных ослов, следовавших за ними в сопровождении погонщиков и слуг. В караване везли малолетнего брата Александра. Опекун не стал препятствовать его отъезду, даже сказал Миртале, что братику будет лучше с ней, чем если ему оставаться в Эпире со старшей сестрой Троадой.
Миртала думала о своём – о скорой свадьбе, о Филиппе и неизвестности, что ожидает её в Македонии. При всей неожиданности и необычности сватовства Филиппа и поспешности подготовки к свадьбе Мирталу всё равно радовал отъезд из Эпира. Свой брак с Филиппом она воспринимала, прежде всего, как удачный повод для избавления от нудного дядиного надзора. К тому же она надеялась, что будет любима супругом, станет ему подругой и, возможно, верной помощницей в царских делах. Вместе с Филиппом она станет управлять страной и народом. Ведь она рождена для власти – в этом Миртала была уверена. Она будет на вершине власти и ещё вернётся в Эпир, чтобы отомстить Аррибу за свои страдания под его опекой за то, что незаконно занял престол царства Эпирского.
Эти мысли приятно скрашивали время и неудобства многодневного путешествия. Иногда девушка вздыхала, и настроение у неё менялось, вызывая озабоченность у няни, но в целом жизнь впереди обещалась ей необыкновенной, чудесной…
Глава 3. Потомок Геракла
У стен Амфиполя
Царь Македонии Филипп II проснулся в походной палатке тотчас, как услышал сквозь ночные видения звуки дальней переклички стражи. Пробуждение пришло быстро, возрождая дремавшую силу крепкого молодого тела. Желание продлить удовольствие поваляться в постели к Филиппу не приходило, поскольку раскладная кровать, достаточно узкая и жесткая, не позволяла исполнить это. А ведь проспал он совсем немного…
Вчера у царя собрался совет хилиархов – высших командиров-«тысячников», отряды которых вот уже десять дней безрезультатно стояли под стенами Амфиполя. Амфипольцы – в основном греческое население – не верили Филиппу, объявившему через глашатаев, что он желает мира и поэтому просит разрешить ему лишь поставить в городе македонский гарнизон, обороняться от фракийцев. В ответ с высоких стен сыпались оскорбления царю и македонянам вперемежку с камнями, стрелами копьями. Понадобилось решительное противодействие, и тогда Филипп приказал пустить в действие стенобитную машину – чудовищную новинку в истории греческих войн. Её возводил вместе с сотней строительных рабочих сиракузский механик Доримион, которого Филипп не так давно переманил от сицилийских правителей, применив весомый аргумент – золото.
Амфипольцы, уверенные в прочности городских стен, поначалу с интересом и веселым любопытством наблюдали за возведением невиданной конструкции. День за днём добавлялись новые детали к диковинному сооружению из бревен, где главной частью был «баран» – ударное бревно, таран, огромных размеров с круто закрученными рогами, окованными железом. Македоняне так и прозвали машину – «Баран». По заверению Доримиона, перед его рукотворным творением не устоит теперь каменная стена любой толщины. И