class="p1">– У любого персидского военачальника обязательно имеется лошадь нисейской породы, рослая и выносливая. Она имеет большую голову со смешным горбатым носом, у неё толстая шея и хорошо сложённое тело, способное нести своего хозяина в тяжёлых доспехах длительное время.

– Что за места такие – Нисея?

– Царь, это в Мидии на Нисейской равнине, где почти круглый год растут сочные травы. Там персидские цари держат табуны племенных кобылиц, жеребят от которых раздают приближённым по своей воле. Вот почему у персов популярны в войсках тяжёлые кавалеристы, в защитных панцирях и оружии.

– Ты не так прост, Хейрисофос, если понимаешь в военном ремесле! Но соглашаюсь с тобой насчёт персов – к ним давно присматриваюсь – конница у них отменная. Я заметил, как они защищают лошадей толстыми передниками, прошитыми металлом, снабжают наголовниками и нагрудниками. Но ты ничего не сказал о греческих конях – неужели так они плохи?

– Если иметь в виду коней в царских конюшнях, где они кушают зерно в собственных кормушках, они отменные. Но откуда в Греции возьмутся свои кони, если для них нет вольных пастбищ – всюду горы?

– А пастбища в Фессалии? – возмутился Филипп. – Они хороши, как и кони оттуда!

– Согласен! И в Беотии есть немного просторных лугов, их используют фивяне, и на Эвбее. Но я имею в виду всю Грецию. Ты же, царь, обратил внимание, что ни один греческий город не может похвастаться хорошей конницей? А всё потому что их просто нет, породистых греческих коней, несмотря на внешний эффектный вид, с прекрасной головой и надменной осанкой. У них, пожалуй, не хватает выносливости, выдержки. Вот такая беда!

Хейрисофос вздохнул, будто сам оказался виновным в природных недостатках греческих коней. Понимая, что разговор с царём подходит к концу, умолк, ожидая своей участи. Неожиданно Филипп вскочил со стула и обнял его.

– Твои знания достойны свободного эллина! – вскричал он. – Я прощаю тебя! Эй, отпустите его!

Филипп дал знак виночерпию, крикнул:

– Налей ещё вина моему другу Хейрисофосу из Коринфа! На этот раз пусть большой знаток коней выпьет из моего большого царского кубка!

Все, кто видел и слушал их разговор, с интересом ожидали ещё одного развлечения. Принесли царский керас – сосуд, сделанный из большого рога с головой горного барана, в обрамлении серебряными накладками. Наполнили вином из кожаного меха, не смешивая с водой, – по-скифски. Коринфянин осторожно принял керас от царя в обе руки и приложился к краю; пил не отрываясь, и, всем показалось, легко. Лишь острый кадык выдавал усилия справиться с огромным количеством вина. Но за все время на пропылённое одеяние коринфянина упало всего несколько кроваво-красных капель.

Македоняне, истинные ценители шумных застолий и дружеских пирушек, уважали такую манеру винопития – апневисти, что означало: «не переводя дух». Когда рог оказался пустым, коринфянин опрокинул его и так поднял над головой. Восторженные выкрики сотрапезников убедили царя в том, что неожиданное развлечение пришлось по вкусу всем. Глаза его подобрели. Он дружески обнял коринфянина и провозгласил:

– Оставь керас себе! Дарю на память о нашей встрече!

Хейрисофос не ожидал подобного исхода своего пленения; вино уже брало верх над его сознанием, утомлённым трагическими переживаниями. Царь, будто радуясь возможности показать широту своей доброй души, сказал:

– Еще я скажу, Хейрисофос, что дарую тебе не только жизнь.

Он снял с пальца серебряное кольцо с вправленным огромным прозрачным топазом золотисто-жёлтого цвета. Показал всем, высоко вознеся руку с кольцом.

– Этот камень чист и прочен, как моя дружба с людьми, честными со мной. Он из копей Забергета в жаркой Аравии, а гранили камень в Финикии. Дарю его тебе, Хейрисофос, и цени мое доверие!

Было заметно, как Филиппа тронула случайная встреча с Хейрисофосом. Он разглядел в нём человека, которого позже назовёт своим другом – по его делам и помыслам, с кем не желал расставаться всю жизнь. Он дружески приобнял его, затем оттолкнул.

– Ты свободен, Хейрисофос! Делай, что хочешь, езжай, куда пожелаешь. Но я жду тебя в Пелле. Во дворце найдётся хорошее дело для тебя! Отправляйся в Македонию, покажи кольцо моему другу Антипатру.

Затем Филипп, уже не слушая Хейрисофоса, который захлебывался в ответной благодарности, повернулся к сотрапезникам. Протянул смазливому на лицо виночерпию ритон; выпил не отрываясь – тоже апневисти…

* * *

После Амфиполя македонский царь собирался возвратиться в Пеллу, как обещал Антипатру. Его друг и советник чуть ли не каждый день присылал гонцов с сообщениями о Миртале. В письмах сквозила дружеская озабоченность: «Невеста выезжает, радуйся!»… «Миртала на днях будет в Македонии, приезжай!»… «Встречаю Мирталу в Пелле! Красавица!» и, наконец, по-настоящему кричащее: «Невеста в Пелле!»…

Но Филипп никак не мог оторваться от дел во Фракии, оправдываясь перед самим собой неотложными военными и дипломатическими заботами. Они держали его мёртвой хваткой, не допуская изменений из-за каких-то там свадебных мероприятий…

Почти ежедневно собирался военный совет из гетайров, товарищей и военачальников царя. На совете любой мог свободно, без оглядки на царя и родовитость соратников, высказываться о предмете, какой считал нужным, не беспокоясь о последствиях, если его предложение или высказывание вдруг не будет принято. Македонские обычаи допускали подобное поведение приближённых царя, потому что царь, даже имевший сильную власть, считался лишь первым среди равных.

Как и предполагал Филипп, торжествовать по поводу обретения Амфиполя пришлось недолго. Афиняне поняли, что Амфиполь, завоёванный с таким трудом, македонский царь по-доброму не отдаст, а потеря важного города в морской стратегии явилась наглядным унижением Афин в глазах Греции. Филипп нервничал в ожидании ответных шагов и самого худшего варианта – военной коалиции Афин с Фивами, обычно непримиримых соперников по гегемонии. Македонская армия пребывала в тревожном ожидании, поэтому у Филиппа не было возможности вернуться в Пеллу даже на два-три дня.

Лев в засаде

Царь Филипп в последнее время не зря тревожился, ожидая военных действий со стороны Афин в отношении его планов во Фракии. Афиняне терпеливо выжидали, когда их македонский «друг» всё-таки передаст Амфиполь под их покровительство. Но Филипп не торопился этого делать. Местных жителей в городе почти не осталось, теперь сюда съезжались переселенцы из неблагоприятных для проживания областей Македонии, которым не терпится занять брошенные дома и земельные участки. Кому не захочется найти пристанище у самого синего моря? Используя благоприятный момент, растерянность Афин, молодой царь бесцеремонно занял следом Пидну, притом что Афины опять сделали вид, будто ничего страшного для них не случилось. Наконец, сообразив, что Филипп не отдаст им Амфиполь, как и остальные обретённые недавно города во Фракии, афиняне