chitay-knigi.com » Разная литература » Годы привередливые. Записки геронтолога - Владимир Николаевич Анисимов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 140
Перейти на страницу:
началась на моих глазах асфиксия. Я послал молоденькую санитарку за дежурным врачом, а сам подкатил каталку, переложил на нее довольно тучную больную и почти бегом повез её в перевязочную. Примчался дежуривший тогда аспирант отделения детской онкологии Борис Александрович Колыгин, схватил скальпель и наложил трахеостому. Больная была спасена, а я своими глазами видел, как нужно делать эту важную операцию. Проработал я тогда на отделении реанимации (как его и сейчас часто называют) до весенней сессии. И всегда с удовольствием вспоминаю работу на этом ответственном отделении, хорошо знаю и очень дорожу дружбой со многими клиницистами, начинавшими свой путь практически в те же годы и ставшими на моих глазах ведущими специалистами не только Института, но и страны. Мне же лично этот приобретенный в отделении бесценный опыт не раз помогал в критических ситуациях. Навыки, полученные в реанимационном отделении, пригодились впоследствии, когда я, будучи уже ординатором, подрабатывал на станции скорой помощи, обслуживавшей посёлки Песочный и Дибуны (1970–1972 гг.), а также во время моих летних поездок в стройотряды и «шабашки».

Синдром персистирующего эструса

Как-то, приехав из очередной зарубежной командировки, Николай Павлович поручил мне разыскать работы американского патолога Бильшовского, доклад которого он слушал на конференции. Бильшовский обнаружил, что у самок крыс, которых кастрировали и у которых один из яичников пересаживали в хвост, развивался так называемый синдром персистирующего эструса – то есть вместо циклической продукции эстрогенов и регулярных (каждые 4–6 дней) овуляций половые гормоны секретировались яичниками постоянно, что проявлялось постоянным ороговением слизистой оболочки, выстилающей половые пути животных, а в яичниках развивались фолликулярные кисты. Идея Николая Павловича заключалась в том, что на фоне такого синдрома после кратковременного введения какого-либо канцерогенного вещества можно было бы выявить промотирующее (ускоряющее) канцерогенез действие постоянной продукции эндогенных гормонов в ткани-мишени. Я «нырнул» в ГПБ (Государственную публичную библиотеку, «Публичку»), проверил за многие годы тома Index Medicus – прекрасного реферативного издания. В залы для научной работы записывали только лиц с высшим образованием. Студенты могли посещать залы в корпусе на Фонтанке, рядом с Аничковым мостом, где заказанные научные журналы приходилось ждать по нескольку дней, пока их привезут из хранилища с площади Островского. Николай Павлович снабдил своих учеников-студентов ходатайствами в дирекции ГПБ и БАН (Библиотеки Академии наук) от НИИ онкологии с просьбой выдать нам постоянные читательские билеты в залы для научной работы. Это способствовало тому, что я довольно быстро нашел статью Бильшовского[12], заказал ксерокопию и принес шефу. «Вот этим и займешься!» – сказал Николай Павлович. Я засел за операции по пересадке яичников и довольно быстро научился производить их за 3–4 минуты каждую и по многу за день. Быстро были набраны большие группы оперированных крыс, я научился брать и оценивать влагалищные мазки, по которым регистрировались стадии эстрального цикла у крыс (эквивалентного менструальному циклу у женщин).

К концу 5-го курса я уже точно знал, что предложенная Н. П. Напалковым тема мне очень нравится и я хочу ей заниматься. После 5-го курса нам предстояло разделиться на три потока – терапевтический, хирургический и акушерско-гинекологический. Поскольку я работал с моделью Бильшовского, выбор мне было сделать легко – я пошел в субординатуру по акушерству и гинекологии. И здесь мне снова повезло. Нашу группу на 6-м курсе вела ассистент Екатерина Тимофеевна Васильева, замечательный педагог и человек, с которой мы многие годы поддерживали самые теплые отношения. На кафедре акушерства и гинекологии она была специалистом по эндокринологии, и у неё я многому научился. Она же познакомила меня с патологоанатомом Ольгой Ивановной Топчиевой, которая работала на кафедре акушерства и гинекологии. Ольга Ивановна была крупным специалистом по диагностике соскобов эндометрия и прекрасно знала морфологию яичников. Я забирался в её тесный кабинет под крышей акушерской клиники и часами изучал под микроскопом препараты тканей яичников, удалённых при операции клиновидной резекции при синдроме Штейна-Левенталя; нормальные яичники, удалённые при различных операциях; гистологические препараты эндометрия, шейки матки и влагалища, которые в большом количестве давала мне Ольга Ивановна. То, что я делал в Институте онкологии в эксперименте, имело практическую значимость для клиники акушерства и гинекологии. Знания, которые я получал, часами просиживая в библиотеках Института онкологии и I ЛМИ, Публичке и Библиотеке Академии наук (мы называли это «посидеть в БАНе») и проглатывая огромное количество литературы по физиологии и патологии репродуктивной системы, прочно откладывались в моей голове. Я охотно делился ими с товарищами по группе, делая доклады, которые мне поручала Екатерина Тимофеевна. Она поощряла мои увлечения и энтузиазм. Я глубоко благодарен ей за поддержку и всегда благожелательную критику моих подчас излишне эмоциональных выступлений.

Весной 1967 года Николай Павлович привез с какой-то конференции и дал мне пачку оттисков статей на английском языке, большинство из которых было написано японским исследователем Такао Мори и посвящено неонатальной андрогенизации мышей и развивающимся вследствие этого у них поликистозу яичников и персистирующему эструсу. Поскольку в школе я учил английский лишь три года (с 5-го по 7-й класс, да еще кое-как, сменив три школы за три года), а потом практически с «нуля» ещё один год в медучилище, то английского языка я, естественно, не знал. Но тут деваться было некуда: поручение шефа – дело святое.

Здесь кстати подвернулась летняя практика на кораблях (в I ЛМИ была военно-морская кафедра, и из нас готовили корабельных врачей запаса). После 5-го курса большая часть мужской половины курса прибыла в Североморск, где нас обмундировали в голландки и клёши, выдали бескозырки с лентами и якорями. Не служившие до поступления в институт в армии, в том числе и я, приняли воинскую присягу. И вот самоходная баржа, типа той, на которой в открытом океане 40 дней дрейфовали доблестные советские воины Зиганшин с товарищами (об этом много тогда писали в газетах, был даже снят художественный фильм), с несколькими сокурсниками на борту идёт по Кольскому заливу, выходит в Баренцево море и доставляет нас в город Полярный. Еще около часа пешком по деревянным мосткам, проложенным по скалистым сопкам, – и я с двумя товарищами уже в дивизионе десантных кораблей, пришвартованных к мосткам в небольшой, окруженной скалами, бухте. Командир корабля капитан-лейтенант Щукин задумчиво посмотрел на представшего перед ним довольно лохматого матроса в роговых очках. «С одной стороны – ты матрос по званию, а с другой – уже отучился пять лет в институте и через год тебе будет присвоено офицерское звание, – вслух рассуждал капитан и глубокомысленно заключил: – Будешь гардемарином!» И определил меня в каюту, в которой обитал мичман, оказавшийся дивизионным химиком. Как я потом понял,

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 140
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности