современных данному памятнику артефактах рядом с именем Нечерхет стоит принадлежащее архитектору Имхо-тепу, которое в Поздний период было тесно связано с именем Джосера.

Представители IV династии, как правило, носили четыре титула и столько же имен: «хорово», две владычицы, «золотое хорово» и личное, стоявшее в картуше, которое мы до сих пор используем, говоря о том или ином правителе (Снофру, Хуфу, Хафра, Джедефра, Менкаура или Шепсе-скаф). Пятый титул, «сын Ра», предположительно начал использоваться в период правления представителей V династии, однако на протяжении довольно продолжительного времени египтяне не понимали, когда и каким образом следует его употреблять. Пепи II поместил его во второй картуш. Окончательный облик титулатура приобрела в правление далеко не самых могущественных фараонов, царствовавших в Первый переходный период. Однако полная титулатура встречается только в официальных текстах, а иногда отсутствует и в них. Как правило, в письменных источниках используются «хорово» имя и два картуша. Обращаясь к фараону, иноземные правители использовали его четвертое имя, к примеру Усермара, а не Рамесу. Объясняется данный факт тем, что имя Усермара применялось по отношению к царю, а Рамесу его звали тогда, когда он был еще царевичем. Для удобства современные исследователи, говоря о правителях, носивших одно и то же имя: Аменемхет, Тутмос, Рамсес, Птолемей, прибегают к цифрам, по поводу которых, однако, они также до сих пор никак не могут прийти к единому мнению. Для того чтобы различить их, египтяне, в свою очередь, добавляли к имени и титулу каждого из них какой-либо эпитет. Так, Усермара был Сетеп эн Ра, «избранным Ра». После амарнского кризиса во второй картуш стали вписывать словосочетание «возлюбленный Амоном», иногда добавляя к нему еще один или два эпитета, тщательно выбранные сановниками. Порой они представляли собой напоминание о каком-либо важном событии, в частности Рамсеса III называли «владыкой Гелиополя» (Иуну), так как его, по нашему мнению, короновали именно в этом городе. К титулатуре большинства выходцев из Бубастиса добавлялось словосочетание «сын Бастет». Таким образом они демонстрировали свое уважение к богине и выражали ей благодарность. Иногда под амбициозным эпитетом скрывалась потаенная слабость или проблема. Именно так произошло в случае с Псамметихом, называвшим себя звездой, поднимающейся из города (Фив), даром Амона, главным пророком, великим памятником Карнака, записанным на землях и захватывающим Девять луков, хотя в действительности его власть почти не простиралась за пределы Нижнего Египта.

После того как имена провозгласили перед огромной толпой, информацию о том, что в Египте появился новый правитель, следовало донести до жителей остальных номов, точнее до их правителей, чиновников, выполняющих специальные миссии, и дружественных монархов. То, что, как нам доподлинно известно, происходило при восшествии на трон Тутмоса I, когда наместник Нубии Чураи получил официальное письмо, случалось при вступлении на престол каждого царя. Писцы, готовившие эти послания, также обязаны были тщательно записать титулатуру правителя и оставить этот документ на хранение в особом учреждении, где фараон мог с легкостью получить к нему доступ, если вдруг решит под воздействием обстоятельств внести в нее какие-либо изменения. К примеру, он мог решить увековечить память о захвате какого-либо города либо завоевание того или иного региона. Для чиновников, в ведении которых находилась царская печать, изготавливали новые печати. Подобное должностное лицо всегда стояло рядом с правителем, чтобы поставить царскую печать на продиктованные фараоном письма или указы. Однако нам известен один случай, когда ее использовали уже после смерти монарха. Чиновник, охранявший пирамиду Аменемхета III, через несколько десятилетий после кончины царя поставил его печать, когда погребение расконсервировали, чтобы похоронить там царя Хора. Объяснить это отступление от обычая можно тем, что, по мнению египтян, пирамида была тесно связана с фараоном, который обрел в ней последний покой. По сути, она считалась самим царем, но не смертным, хотя и ему следовало подчиняться и видеть в нем бога, а бессмертным существом, слившимся с вечностью. Таким образом, печать каждого правителя продолжала использоваться на территории, прилегающей к его пирамиде, пока та пребывала в должном состоянии сохранности.

В день восшествия царя на престол начинался новый отсчет лет. Египтяне так и не сумели найти какое-либо настоящее или воображаемое событие, например основание Мемфиса или объединение Юга и Севера, которое стало бы отправной точкой для летосчисления. Ею для них становилось начало царствования каждого нового правителя, в связи с чем, несмотря на открытия, сделанные недавно учеными, современные исследователи, пытаясь определить общую продолжительность эпохи правления в Египте фараонов, а иногда и царствования отдельных монархов, сталкиваются с трудными проблемами, причем вплоть до настоящего времени далеко не все они были решены. Конечно, египтяне были вполне способны изобрести другую систему и пользоваться ею. В правление Рамсеса II был составлен знаменитый текст, датированный 400-м годом от начала царствования правителя, который, возможно, является не существовавшим в реальности человеком, а мифической личностью. Эта дата, вероятно, совпадает с началом периода, получившего название эпохи Менофреса. Когда заканчивалась эра Августа, шел ее 1606-й год. В те времена существовали светские или религиозные государственные учреждения, где счет лет велся без учета правлений. Однако цари и их писцы предпочитали придерживаться традиционного менее удобного способа летосчисления, так как каждый правитель хотел стать владыкой времени.

Одной из последних составляющих коронационного ритуала была процессия, проходившая вокруг стен. В древности Мемфис назывался инеб-хедж, «белая стена», причем вместо этого словосочетания могло использоваться одно-единственное существительное инеб – «стена». Должен ли царь обежать вокруг стены своей столицы, подобно Ахиллу и Гектору, соревновавшимся в беге вокруг укреплений Трои? Это маловероятно, и можно предположить, что данная процессия была в первую очередь символическим действом. Сохранилось ее изображение, вырезанное на каменной плите, датированной периодом правления царей I династии. На ней царь Ден (рис. 18) спускается с помоста, где до этого он сидел под балдахином. На его голове двойная корона, в одной руке скипетр, а в другой – цеп. Он бегает по территории, окруженной полукруглым забором, подобным найденному в одном из внутренних дворов заупокойного комплекса Джосера. Данный ритуал не ограничивался территорией Египта. Цель его проведения, несомненно, заключалась в том, чтобы продемонстрировать власть бегущего над регионом гораздо большим, чем расстояние, которое он преодолевал.

Рис. 18. Бегущий царь; с плакетки царя Дена. Подобные сцены нередко изображались на притолоках и косяках монументальных дверей

ЦАРСКИЕ ДВОРЦЫ

После окончания официальной церемонии коронации царь селился во дворце, причем нередко принадлежавшем еще его отцу. Однако каждый правитель стремился построить собственную резиденцию, если, конечно, ему хватало на это средств и времени. При этом название для нового дворца выбиралось настолько же тщательно,