Он глядел в боковое стекло машины на Москву, расцвеченную яркой, назойливо-броской рекламой, через которую с трудом пробивались очертания с детства знакомого города. Если Санкт-Петербург представлялся ему некогда роскошной, но теперь увядшей красавицей, чье лицо уже не скрашивал толстый слой косметики, которая шелушилась и отваливалась кусками потрескавшейся штукатурки, обнажая всю замшелую неприглядность ветхой старости, то Москва казалась ему новым русским – в малиновом пиджаке, с килограммовой голдой на шее, куриными мозгами в котелке и баксами в зенках. И лишь где-то глубоко-глубоко, в маленьких переулках и двориках, в окнах последних коммуналок и разваливающихся хрущевок едва тлеющим лампадным огоньком еще теплилось что-то святое и светлое в этом городе.

Определенно Женевьева была не из тех обворожительных созданий, которые смущаются и краснеют, когда их целуют. Не относилась она и к тем полоумным феминисткам, которые в ответ на недвусмысленные мужские домогательства вызывают полицию или подают исковые заявления в суд о защите чести и достоинства, а то и по обвинению в сексизме. Давая отпор сексуальной назойливости и откровенным ухаживаниям, она вряд ли могла выругаться и, тем более защищая себя, в ярости ударить или даже укусить своего обидчика. Эта барышня принадлежала к другой, самой опасной категории женщин – она смеялась. Смеялась и заманивала, увлекая ненавязчивым флиртом – легким, интригующим и многообещающим. Это кокетство было как полупрозрачное женское белье, скрывающее интимную потаенность, но соблазнительное, разжигающее воображение и страсть, манящее и даже обещающее доступность при соблюдении неких условностей и правил гламурных игр. И самцы всех возрастов, социальных статусов, уровней образования и воспитания не могли устоять перед этим умопомрачительным соблазном, новизной ощущений и чувством животной похоти.

О том, что Женевьева (Женька, как он окрестил ее для себя) была подставой французских спецслужб, Коржавцев, хоть и бывший, но не утративший оперативных навыков разведчик-профессионал, стал догадываться уже после третьей или четвертой встречи. Понятно, она не была кадровым сотрудником разведки или контрразведки, а выполняла деликатные поручения на финансовой основе и именовалась, как это принято в разведсообществе Пятой республики, «почетным корреспондентом», что, по сути, едва ли не полностью совпадало с ее журналистским амплуа. Если бы подобный контакт возник в Конго или Бельгии, где Коржавцев несколько лет назад работал под различными прикрытиями, являясь офицером еще советской разведки, он был бы обязан сразу после первой встречи с местным журналистом проинформировать своего резидента об этом факте, но в «Военвнешторге» требования не были такими строгими, и он даже не подумал сообщить о контактах с Женевьевой представителю службы безопасности своей компании. Полагаясь на прежний опыт оперативной работы, он был уверен в том, что сам разберется со всеми нюансами сложившейся ситуации, к тому же извлечет много плюсов и для своей нынешней профессиональной деятельности, и лично для себя. Не входило в его планы и делать тайны из этих встреч, более того, при каждом удобном случае не без гордости и самодовольства он показывал руководству позитивные публикации своей шерочки о российско-французском военно-техническом сотрудничестве в национальных средствах массовой информации. Начальство восторженно принимало эти заметки, поскольку за них не нужно было платить несколько тысяч евро как за рекламные материалы, и с радостью отправляло французские и даже зарубежные иллюстрированные издания со статьями в несколько газетных колонок или журнальных страниц профессионально подготовленного текста в московский офис компании в качестве весомых дополнений к отчетам о проделанной работе.

Очередная встреча произошла спонтанно в конце октября в пресс-центре военно-морского салона Евронаваль в парижском пригороде Ле-Бурже.

Они увиделись, как старые друзья, чмокнулись в щечку и тут же, в пресс-баре за чашечкой кофе, обменялись новостями по выставке. Поговорить было о чем. Всех взбудоражил крупнейший за последние годы тендер на строительство четырех десантных вертолетоносных кораблей-доков для ВМФ России. Со времен Великой Отечественной войны страна не делала таких масштабных военных закупок за рубежом. Претенденты – кораблестроители Испании, Голландии, Франции и Южной Кореи – в нервном напряжении ожидали вскрытия конвертов и объявления победителя. По слухам, все уже будто бы было определено, а тендер был лишь ширмой для прикрытия давно принятого решения и сугубо формального соблюдения законности сделки. Политика, как это часто бывает, шла впереди экономики и здравого смысла, а потому контракт на строительство должен был достаться французам, предложившим свой ДВКД типа «Мистраль». Никто толком не мог объяснить, зачем вообще российскому флоту нужны эти огромные десантные посудины и какую задачу в рамках оборонительной военной доктрины РФ будут решать корабли наступательного действия, призванные десантировать на сушу воинские части в количестве от 450 до 900 человек, нести авиагруппу в 16 боевых и транспортных вертолетов, быть командным центром или плавучим военным госпиталем.

– Это правда, что Россия закажет корабли во Франции, чтобы отблагодарить Саркози за его позицию в пятидневной российско-грузинской войне 2008 года? – Как всегда, Женевьева хотела выяснить подоплеку того или иного события.

– Что-то я не улавливаю связи, – Виталий слегка напрягся, почувствовав, как из него пытаются вытащить информацию весьма специфического свойства, и, как обычно в таких случаях, ушел от прямого ответа. – Уж если кто и должен благодарить Саркози, так это НАТО за окончательное возвращение Франции в военную структуру Североатлантического блока.

Журналистка тут же уловила правила игры, обозначенные собеседником, приняла их и продолжала двигаться к своей цели.

– Ну как же, в разгар конфликта именно Саркози выступил с посреднической миссией. И ему, как председателю Евросоюза, удалось склонить воюющие стороны к соглашению о прекращении огня. Общий итог – окончание боевых действий.

– А в это время весь мир лицемерно обвинял Россию в развязывании войны…

– Саркози говорил лишь об избыточном применении силы со стороны русских. Но Россия тоже хороша. Это ваш министр обороны придумал название операции «Принуждение Грузии к миру»? Между прочим, «Принуждение к миру» – это формулировка из наставления Объединенного комитета начальников штабов США за 1995 года.

– На выборы Ельцина в 1996 году мы шли со слоганом «Голосуй сердцем». С похожим лозунгом пришел к власти Гитлер… Одно тебе скажу: идиотов и сволочей в России не очень много, но расставлены они в самых нужных и ответственных местах. Взять хотя бы кризис в системе российского образования. Усилиями министра высшая и средняя школа опущены до уровня табуретки, что прежде всего отразилось на тех, кто рвется к власти и деньгам. Они почувствовали это, а потому и стали отправлять своих детей учиться за границу…

– Мы отвлеклись. Давай вернемся к нашей теме. Саркози был против жесткой позиции Англии, Швеции, Польши, прибалтийских государств. Они ведь требовали введения санкций против России. Но благодаря президенту Франции удалось выработать единую позицию Евросоюза, направленную на продолжение сотрудничества с вашей страной.