– Никита, а ты в музее нашем давно был? – спросила я, засовывая газету в карман и одновременно прикидывая, как бы спрятать ее от глаз мужа.

– В музее? – удивился телохранитель, сворачивая на проселок, ведущий к карьеру. – И что я там забыл?

– Знаешь, а там хорошая экспозиция «Из жизни военнопленных японцев», между прочим.

– Ну, по японцам у нас Акела, с ним и сходите.

– Да вся загвоздка в том, что с ним я сходить не могу, – вздохнула я и выложила Никите все, что узнала от Гали и из статьи. – Понял теперь?

– То есть вы думаете, что кто-то бьет клинья под Акелу с этим клинком?

– Похоже, что так. Смотри. Акела единственный в городе коллекционер оружия, да к тому же разбирается в нем, что немаловажно. Пропавший клинок, если он действительно настоящий, а не подделка… – и тут я осеклась и замолчала.

А ведь действительно – кто сказал, что в музее находился настоящий клинок работы Канэмицу? Общепринятая версия, которую никто не проверял. Ведь офицер, направляясь на войну, вполне мог иметь не подлинный клинок, а его копию, которых в годы войны, да и раньше, в Японии производилось великое множество. Потому что цена настоящего самурайского меча такова, что далеко не всякий офицер мог себе позволить его купить. Так с чего я решила, что пропавший клинок подлинный? По умолчанию? Или поддалась на стереотип, что в музее «фуфла не держат»?

– Подвох нашли? – Никита припарковал машину на краю карьера и заглушил двигатель.

– Кажется, нашла. И даже не то что подвох, а маленький вопрос.

Решив обдумать это позже, я выбралась из машины и вынула с заднего сиденья чехол с винтовкой. Мы спустились по склону вниз, Никита расстелил мне брезент, бросил сверху старый спальный мешок, чтобы не было холодно лежать, и привычно пошел расставлять прихваченные мишени.

Я же, встав коленями на брезент, готовила винтовку к стрельбе. Это занятие всегда делало меня спокойной – суетиться с оружием вообще не принято, здесь важны предельная сосредоточенность и внимание.

Нет, все-таки папа знал, что подарить любимой дочери… Эта машинка была настолько восхитительной, что даже просто держать ее в руках было уже удовольствием, а уж когда я улеглась и прижалась глазом к резинке прицела, все вокруг вообще потеряло всякий смысл. Отстреляв первую обойму, я перезарядила винтовку и потребовала у Никиты более мелких мишеней.

– Все никак не наиграетесь?

– А смысл лупить по бутылкам с оптикой? В бутылку я и из пистолета не промажу.

Никита только головой покачал, ушел на самый дальний край карьера и укрепил что-то прямо на склоне. Я присмотрелась в прицел – десятирублевая монета. Дождавшись, пока телохранитель уйдет с линии огня, я прицелилась и выстрелила. Сомнений быть не могло – десятку я покорежила, даже мелкий моросящий дождь не помешал и не нарушил видимость.

– Эх, хорошо, – пробормотала я и вынула из кармана куртки кусок фланели, чтобы протереть прицел от дождевых капель.

Никита же тем временем установил на том же месте деревянную плашку, найденную им тут же, и начал что-то чертить на ней ножиком. Отлично, такая мишень тоже годилась.

Упражнялась я еще минут тридцать, расстреляв довольно приличное количество патронов. Зато во всем теле появилась приятная усталость, даже мышцы слегка заныли – все-таки стрельба требует напряжения, это физический труд. К счастью, с неба перестала сыпаться отвратительная мелкая морось, и я смогла почистить винтовку здесь же, чтобы не возиться с этим делом дома с риском быть замеченной. Теперь останется только незаметно вернуть ее назад в сейф – и все.

На обратном пути Никита снова заговорил о музее:

– Так я не понял, вы к чему про экспозицию-то заговорили?

– Хочу брата твоего попросить: пусть с Ольгой сходят.

– Да зачем?

– А затем. Паршинцева разбирается в иероглифах, понимаешь? Ведь под клинком явно была табличка – кем сделан, когда… и иероглифы тоже – клеймо, понимаешь? У каждого мастера клинок подписан. Ольга срисует и принесет мне, а уж я тут с книгами посижу, благо у нас их целая библиотека. Сдается мне, что с этим клинком что-то не то.

– То есть вы думаете, что он может быть и не настоящим? – спросил Никита, вглядываясь в мокрую дорогу, и я кивнула:

– Вполне. Ты вот, к примеру, знаешь, что в Японии за всю историю было около тринадцати тысяч изготовителей мечей? И у каждого своя подпись. Но ведь иной раз и имена совпадали, и кто-то из сыновей ставил имя предка просто из уважения. А во время Второй мировой так вообще нашлепали подделок и подписей на них наставили – просто для престижа.

– Это вы откуда взяли?

– Акела как-то рассказывал, он же специалист. К тому же он может разобрать подпись на древнем кандзи, а сейчас даже в Японии не каждый это может. А он, как ты понимаешь, занимался, поскольку в мечах разбирается.

Никита взъерошил рыжие волосы и пробормотал:

– Господи, сколько ж ерунды может засесть в одной человеческой голове… Ну, ладно, допустим, Савку я попрошу, и в музей они с Ольгой прогуляются, им все равно, где за ручки держаться. А дальше-то что?

– А дальше – исходя из информации, – уклончиво отозвалась я, потому что сама еще не совсем понимала, с чего это меня так тянет в музей. Но интуитивно чувствовала, что там может быть ключ к разгадке.

Убрать винтовку я успела без лишних хлопот и даже успела принять душ и переодеться, а также спрятать на балконе мокрый камуфляжный костюм, в котором ездила. И все бы хорошо, если бы за ужином меня не «сдала» собственная дочь…

Все шло тихо-мирно, никто не орал, спокойно ужинали, и Акела впервые за долгое время был не так мрачен, и тут…

– А мама сегодня за грибами ездила, – объявила Соня, облизывая ложку после творожного десерта.

Отец и муж как по команде уставились на меня, а я готова была провалиться под стол.

– И как? – вкрадчиво поинтересовался Акела, прекрасно знавший, что я в жизни не отличу поганку от сыроежки, а грибы видела только на столе в виде блюда. – Много набрала?

– Ничего не набрала, – тут же влезла дочь и вздохнула: – Только зря костюм намочила, так и висит теперь на балконе, весь в песке и грязный.

О, черт! Эти глазастые разговорчивые дети…

– А ну-ка, Сонюшка, помоги-ка бабе Гале посуду в машинку загрузить, – негромко распорядился папа, и Соня мгновенно ускакала в кухню.

Я же чувствовала себя так, словно меня застали в постели с любовником. И даже это выглядело менее угрожающим, чем то, что произошло сейчас.

– Грибы, значит? – протянул Акела, постукивая пальцами по столу. – Хорошо придумала.

– Саш, я объясню…

– А не надо, – муж оттолкнулся от стола и встал, – не трудись придумывать новое вранье.

Он вышел в прихожую, я услышала, как открывается дверь, и вся обмерла от страха – неужели он соберется и уйдет? Но нет – Акела звал Никиту. Телохранитель явился буквально тут же и по моему лицу понял, что мы опять попались. Я украдкой покачала головой, давая понять, что врать не нужно, лучше рассказывать правду.