Данный эпизод, надо сказать, Валерию сильно не понравился.

«Шизанутая какая-то бабенка, – подумал Швец, перебегая улицу под дождем. – Надо же, как прикинулась! Ладно, все, все… да пошла она сама! Забыть ее, выбросить из головы! Правильно все ж в народе говорят: „Баба с возу, кобыле легче…“»

И только когда уже поднимался по лестнице на второй этаж конторы, его озарило.

– Ну и баран же ты, Валера! – процедил он себе под нос. – Это ж была не Маша Данилова… а ее старшая сестра!

К полуночи спецколонна, в состав которой входили четыре автозака и две милицейские машины сопровождения, достигла населенного пункта Мураши. Здесь, на станции, под покровом темноты, зэков погрузили в два вагона, которые на рассвете следующего дня прицепили к грузовому составу, отправляющемуся по котласской ветке на северо-запад.

Те четверо уродов, с которыми успел поцапаться Анохин еще в Вятском СИЗО, «путешествовали» в одном с ним вагонзаке, но в других отсеках. Состав полз с черепашьей скоростью, а по обе стороны колеи простиралась бесконечная, местами прореженная лесозаготовками, а местами все еще девственная, не тронутая бензопилой и топором тайга. Но поскольку они ехали не в электричке и не в купейном вагоне, то Анохин, которому не доводилось здесь прежде бывать, мог лишь из слов других представить, как выглядит эта лесистая глухая местность на северо-западе Кировской области.

Анохин пытался дремать в дороге, но двое зэков, знакомых, очевидно, – сам он их прежде не видел переговаривались вполголоса, и этот их треп мешал ему расслабиться, стряхнуть тревожные мысли, уйти от гложущих его душу сомнений и переживаний в дремотный сон…

– Хватит базлать! – сказал рядом кто-то сердито. – На зоне еще наговоритесь…

Двое замолчали, но спустя какое-то время возобновили разговор.

– Не-е, ну што тут сравнивать, Серый, – говорил простуженным голосом зэк, который откликался то ли на имя, то ли на погоняло Кузьма. – В Двенадцатой режим послабее будет, чем в «девятой». Кроме лесоповала и работ на пилораме, там у нас был пошивочный цех… разную камуфлу шили для военных и для вохры. Считай, три-четыре сотни деревянных в месяц капало, а из них половину дозволялось отоваривать в лавочке. Опять же, если ты не на «особом», тебе свиданку дают раз в три месяца, ну и посылки доходят с воли… Плохо, што ли?

– Зато в «девятке» порядка будет поболе, – отозвался Серый. – Хозяин там строгий, но справедливый… Кстати, лесоповал, пилорама – эт-то тоже имеется. Я, правда, откинулся… считай, в девяносто седьмом.

– Вспомнила бабка, как молодицей была… А я с Двенадцатой ИТК откинулся прошлой весной!

Анохин уже успел уяснить, что в подобных разговорах, которые велись меж знакомыми зэками чаще полушепотом, нежели вслух, содержится много путаницы и противоречий. Если что-то и залетало в его уши случайным образом – как вот сейчас, – то приходилось фильтровать, выбирая из обрывков чужих разговоров то, что могло ему пригодиться. И в то же время – в сотый, в тысячный раз, – когда до него доходил смысл рассказов о чужой лагерной жизни, он решительно не мог примерить на себя все это, продолжая упрямо не верить случившемуся с ним, отказываясь в такое верить…

Сергей только делал вид, что дремлет, привалившись спиной к стенке купе, а сам прислушивался к тому, о чем тихо переговариваются двое невзрачных, с помятыми щетинистыми лицами мужиков, каждый из которых шел в Вятлаг – за мелкие кражи преимущественно – по третьему и четвертому разу, уже как рецидивисты.

Зэк, которого зовут Кузьма, откуда-то успел добыть сведения, что в поселке Лесной, этой неофициальной столице Вятлага, их этап разделят на две части, примерно поровну. Часть осужденных будет отбывать срока в ИТК-12, других погонят глубже в тайгу, в медвежий угол, в ИТК-9…

Обе эти зоны, как он, Анохин, понял, ничем существенным друг от друга не отличаются.

В обеих колониях существует четыре вида режимов. Первый из них является наиболее желанным для любого зэка: «Облегченные условия строгого вида режима». Проживание в общей казарме численностью 80–100 человек. Разрешено работать на пилораме или на мелком полукустарном производстве. Изредка дозволяются свидания с родными, разрешены переписка и получение до двенадцати посылок в год.

Второй тип режима: «Облегченные условия особого вида». Все то же самое, что в первом случае, но урезывается количество свиданий и посылок.

Третий: «Строгие условия особого вида режима». Камера на 15–20 зэков, параша, спертый воздух, насыщенный туберкулезными палочками, частые запреты на ежедневную 1,5-часовую прогулку и невозможность трудиться на производстве.

И, наконец, четвертый, самый убойный: заключение в камеру-одиночку сроком до полумесяца…

– Я тут, Серый, еще одну штуковину слыхал, – еще сильнее понизив голос, так что Анохину пришлось напрягать слух, сипло произнес Кузьма. – На пересылке мы пересеклись с одним моим земелей… его выдернули из «девятой» на пересуд. Говорит, что там построили недавно по соседству особый лагпункт, и что оттуда уже какие-то бродяги попытались «сдернуть»…

– И што, Кузьма? Удалось им амнистироваться?

– Вот эт-то навряд ли. Не, грят, что побег не удался. Земеля божится, что это голимая правда – на местном погосте их закопали…

Анохин, на которого слово «побег» подействовало, как разряд электрического тока, едва сдержался. Во-первых, Кузьма сообщил, по-видимому, все, что знает, а во-вторых, излишнее любопытство к чужим разговорам среди данного людского контингента, мягко говоря, не приветствуется.

– Нас, верно, тоже в «девятку» направят, – спустя какое-то время сказал Кузьма. – А што это за дед в малахае, к которому ты на шконку подсаживался? Знакомец, что ли?

– Ага, парились вместе в «девятке», – отозвался другой зэк. – Да он не старый еще, и шести десятков нет. Федором его кличут… Леший, истинное дело! Он из местных: все эти края с ружьишком обходил… Но и молчун редкий! Из такого слова клещами не вытянешь!..

На каком-то полустанке этап выгрузили из вагонзаков и здесь же сформировали из них две партии.

Сергей Анохин попал в партию из почти полусотни зэков, которую, погрузив в автозаки, куда-то повезли уже во второй половине дня – как выяснилось несколько позднее, их путь лежал в ИТК-9 строгого режима.

Но еще прежде, когда зэков выгружали из вагона, уже знакомый Сергею старик в волчьем малахае – которому, если можно верить Серому, еще нет и шестидесяти, – оказавшись поблизости от Анохина, шепотом сказал:

– Будь настороже, мил человек. Недоброе против тебя замышляется.

Поездка оказалась не так чтоб долгой: примерно через два часа автозак, в котором находился Анохин, фургон этот шел замыкающим в спецколонне, – въехал в ворота колонии номер 9 строгого режима.