Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Френк, ты прав на сто процентов, но посуди сам, многолетнее давление родителей, мечтавших нас поженить, не оставило выбора.
– У взрослого человека выбор есть всегда. Ещё месяц назад ты воспринимала нашу свадьбу как событие, почти свершившееся. Что произошло теперь?
– Френк, я с опозданием осознала, что не люблю тебя, и наша семейная жизнь не сможет сложиться по определению. Желания наших родителей – это всего лишь их желания, а моя вина в том, что я позволила им так далеко зайти в этой подготовке.
Лицо молодого человека по-прежнему ничего не выражало. Было реальное ощущение, что напротив сидит биоробот, запрограммированный на определенные реакции и убеждения. Арин ощущала себя актрисой из дешёвой рекламы моющих средств для андроидов. Закралась предательская мысль о том, что раньше она глубоко заблуждалась насчет Френка. Машина. Без души и сердца. Прекрасно вышколенная машина, задающая стандартные вопросы:
– Встретила другого человека?
Арин опустила глаза. Сердце вновь колотилось как обезумевшее. Совсем тогда, как в то утро, с Жаном…
– Ты с ним встречался в больнице, – выдавила она и подняла голову.
– Интересно, – Френк усмехнулся и приподнял левую бровь. – Мы знакомы с тобой не один год. Дружба, детство, клятвы. Всё, как в сериалах, верно? И по закону жанра ты, дорогая моя, предпочла призрачное счастье с малознакомым человеком.
– Я его действительно знаю совсем недолго, но мне с ним хорошо и спокойно…
Френк её перебил:
– Но ты его совсем не знаешь!
Арин вздрогнула от его тона. Жених впился в неё взглядом, ожидая ответа. Она ощутила скрытую провокацию, единственной целью которой было загнать её обратно в угол. Подавить традициями то новое и неизведанное, куда она стремилась всей душой.
– Наш разговор зашёл в тупик, что ты предлагаешь? – пытаясь взять себя в руки, заключила она.
Арин нервно теребила ремень сумки. Разговор, не складывался. Сегодняшняя цель, поставить точку в отношениях и с чувством выполненного долга идти по жизни дальше, не получалась. Френк, словно специально оттягивал этот момент. Только зачем?
– Послушай, Арин, не делай глупость, я тебя… люблю, – прежде, чем произнести слово «люблю» в его словах, она уловила секундное колебание. – Давай не будем причинять боль родителям. У нас с тобой много общего. Совместная жизнь нас сблизит, и я не хочу тебя терять…
Арин уже не скрывала своего раздражения. У Френка явно включилась какая-то другая программа. Ощущение того, что она – актриса из дешёвой рекламы, усилилось.
– Не предполагала, насколько ты сентиментален. Мои родители по-прежнему будут относиться к тебе как к сыну. Если, расставшись со мной, ты боишься потерять расположение моего отца – не бойся. Ведь мы росли вместе, ты мой друг, им и останешься, несмотря ни на что. Давай уж сейчас поставим точку на этой свадьбе и разойдемся, как в море корабли…
– Понятно, что ты всё решила. Насильно мил не будешь, – Френк, посмотрев на часы, заторопился, – У меня скоро поезд, прощай.
Он поднялся и резко развернулся, как на строевой. Потом, что-то вспомнив, кинул через плечо:
– Да, чтобы ты себя не утруждала, я сам поговорю с родителями. Им нужно всё объяснить и это будет не просто.
– Спасибо, я надеюсь, что они всё-таки поймут…
Арин ещё долго смотрела в спину удалявшегося жениха. Любой девушке он был бы и защитой, и опорой. Единственный сын богатых родителей, холеный и лелеянный, в нём идеально сочеталось прекрасное воспитание, военная выправка, сильное тренированное тело, и голос, привыкший отдавать приказания.
– Он далеко пойдет, – шёпотом произнесла Арин.
Она поднялась вслед за женихом, чтобы пойти совсем в другую сторону. За спиной оставался вокзал – перроны, приветствия, прощания, арочные перекрытия, разноцветное освещение…
Однако расслабляться ещё рано. Арин знала, что просто так родители не сдадутся, да и предстоящее знакомство Жана с отцом так же не вселяло надежду на скорое разрешение всех проблем.
Подъезжая к дому, в сумерках Арин разглядела темнобордовую спортивную машину матери Френка.
– А ты думала, что будет легко! – заверещала Нира. – Вот что значит твоя нерешительность! «Извините, простите!» Ты хотела выйти замуж за нелюбимого человека, став жертвенным барашком только чтобы родителям было хорошо и комфортно. А самой-то как потом жить со всей этой радостью? Праздники пройдут, а за ними никто не подумает о твоем счастье.
– Да, да, да, – тоскливо произнесла девушка, останавливаясь рядом с домом, – ты права.
– Я всегда права, ты этого не заметила? Мне уже давно бы памятник поставила!
– Чего?
– Памятник моей мудрости должен стоять рядом с памятником твоей глупости, – пафосно ответила сущность.
– Убью! – процедила сквозь зубы Арин. Настроение упало ещё на несколько пунктов.
Войдя в холл, Арин встретилась взглядом с мамой. Её глаза были как у лани, затравленной волчьей стаей. Кларисс была бледной, её пальцы подрагивали, а тёмносерое платье казалось траурным.
– А мы с Элеонор тебя дожидаемся, – сказала она тихо.
– Кажется, дождь собирается? – не понятно к чему спросила Арин.
Но Кларис утвердительно качнула головой. С приходом Арин у неё упал с души нелёгкий груз. Женщина вообще старалась избегать неприятностей, благо обеспеченная жизнь и заботливый супруг избавляли от любых проблем. Отмена уже столь очевидной свадьбы – это же катастрофа, неподъемная для её душевного равновесия. Кларис догадывалась, что последствия скажутся на её здоровье длительным недомоганием.
– Арин, девочка моя, – кинулась к ней Элеонор, – неужели правда то, что мне рассказал Френк?
В глазах его матери явно читалось: «Ты только попробуй сказать мне, что это правда». Арин отметила, что он унаследовал её взгляд – цепкий, стальной, пронзительный. Арин перевела дух. Да, нужно сказать так, как есть. Или сериал, как выразился бы Френк, мог бы неприлично надолго затянуться…
Вошла служанка, сообщив, что накрыт столик на веранде. Её появление позволило Арин собраться с силами и настроиться на тяжелый разговор. Она молча проследовала за женщинами на чаепитие.
Усевшись, и налив зеленый чай, мамы уставились на девушку, ожидая пояснений.
– Элеонор, мы с Френком не любим друг друга, – опустив голову, произнесла Арин. – Поженившись, обрекли бы себя на безрадостное существование.
– Но мы, же живём, – почти одновременно воскликнули мамы, и обе с опозданием поняли, что спороли глупость.
Кларис, попытавшись исправить сказанное, произнесла, усугубив и так нерадостную картину:
– Стерпится, слюбится!
Элеонор взяла инициативу в свои руки.
– Арин, мы хотели сказать, что любовь – это чувство, придуманное писателями для низших слоёв населения, ведь им как-то надо существовать в этом мире. Почитаешь пару любовных романов, и живёшь воспоминаниями всю оставшуюся жизнь. В нашем мире всё по-другому, клановость – это семейные традиции, воспитание, продолжение нашего рода. Чувства между мужем и женой должны быть, я согласна, но на порядок выше – например, уважение, поддержка, взаимовыручка.