— Разве это плохо?

Данк ждал, пока она обдумает его вопрос.

Он сделал глоток, и жидкость согрела его желудок. Он не торопился. Будь его воля, этот обед мог бы продолжаться хоть всю ночь: Данк ощущал редкое чувство довольства, покоя и душевной близости.

Физическое влечение к Бет с первой встречи не покидало его. И тем не менее — как бы он ни называл это, что бы ни думал — соседство с ней удовлетворяло его глубинную потребность. Сейчас, следя за Бет, он понял, что эта потребность не физического свойства. Несмотря на дерзкие реплики о постели, она намного глубже. В этом чувстве было что-то сладостно-горькое, как в удовольствии от любимой работы.

Бет слегка наклонилась вперед. Свет камина озарял ее тонкие черты.

— Само по себе место жительства ничего не решает. Даже если бы я могла переехать, это не изменило бы ситуацию. По крайней мере, здесь, — добавила она со слабой улыбкой. — Тут думай не думай — результат один.

— Вы должны признать, что в вас заговорила кровь. Никто другой не ударил бы палец о палец ради какой-то лодочной станции с громким названием «Яхт-клуб Менсона». Для этого недостаточно одной решительности, тут нужна преданность делу.

— Просто у Менсонов больше ничего нет. А так — самая обычная станция…

— Может быть. Только владелец у нее необычный. На такое способна только одна женщина в мире.

Он ждал, когда Бет посмотрит на него. Глаза у нее были широко открытые, любопытные, до краев наполненные теплом безмолвно догоравших в камине угольков.

— Льстец, — пробормотала она.

— Разве это лесть? Честное признание. Точное наблюдение.

— Язык у вас без костей…

— Я не хотел обидеть вас. Если сегодня днем я зашел слишком далеко, прошу прощения.

Она уткнулась в тарелку. Данк держал прежний курс, но сменил тему.

— Вы так и не рассказали мне, где я был той ночью, когда вы готовили пиццу для вечеринки.

Бет засмеялась.

— Вам ни за что не догадаться!

— Ну хоть намекните.

— Ближе к полночи. Городской пирс. Вспышка голубых огней…

Он застонал.

— Должно быть, вы говорите о той ночи, когда меня арестовали за то, что я голышом купался на городском пляже…

— Вашему отцу позвонили из полицейского участка. Мы варили какао, оно как раз начинало закипать, и в это время раздался звонок. Знаете, что он говорил о вас? «Этот богатенький сопливец вообразил, что он находится в турецкой бане».

— Это был вызов. Нас было четверо, — вздохнул он. — Тогда все было вызовом. Попыткой слегка шокировать общественное мнение.

— Или привлечь к себе чье-то внимание?

Он пожал плечами.

— Волна, бьющая через край. Я всегда был не прочь поддать жару и всех изводил жалобами на то, что летом в поселке можно повеситься от тоски.

— Что же вы запоете, когда увидите его зимой?

— Я уже не прежний подросток. С вашей станцией скучать не придется. — Пауза, которую он сделал, была невыносимо длинной. — Я сделаю здесь мастерскую. Независимо от того, будете вы хозяйкой станции или нет.

— Я говорила, что грозит и мне, и станции, если вы остались таким же непостоянным, каким были всегда.

— Я даю вам честное слово, что не собираюсь удирать на первом попавшемся корабле. Можете включить это в контракт, если вам станет от этого легче. Вам нечего терять, а выиграть можно все.

Данк чувственно улыбался и прекрасно знал это.

— Мне нужны рекомендации. Я серьезно говорю о том, что хочу видеть ваши работы. И если вы действительно снимете под мастерскую мой ангар, наши отношения будут носить чисто деловой характер.

— Бет Менсон, вы повторяетесь.

— А вы нет? В моей семье сильно развит инстинкт самосохранения.

— Возьмите меня. Скажите «да».

— Когда вам в последний раз говорили «нет»? Интересно, кто это был…

Эта фраза заставила его умолкнуть и заняться едой.

— И давно это было? — не отставала Бет.

Данк поднял вилку и посмотрел на Бет.

— Осторожно. Ответ может удивить вас.

— Я серьезно, Данк. Всю жизнь мир лежал у ваших ног. Что карьеру сделать, что мастерскую открыть… Вам все дается безболезненно.

— Это не было безболезненно.

Он положил вилку на тарелку.

Бет допила остатки вина. Ее шею украшала тонкая золотая цепочка, которая медленно вздымалась и опускалась в такт дыханию.

Девушка уставилась ему в плечо. Потом она подняла взгляд.

— А много боли связано с незаконченными инициалами на спинке вашей кровати?

За плечом Данка вырос официант.

— Десерт?

— Нет, хватит…

— Яблочный пирог и жасминовый чай, — сказала Бет.

Официант посмотрел на Данка.

— А вам ничего?

Бет улыбнулась Хаммелу.

— Нельзя уйти из «Пилигрима», не попробовав старый английский пирог. Люди приезжают за ним из…

Данк перебил ее:

— Бренди и еще одну ложку.

Бет обратила внимание на удовлетворенное лицо Данка. Оно лучилось смелостью, ожиданием… и слишком явной чувственностью. Когда официант ушел, Данк посмотрел на Бет.

— Мучной пирог после такой еды?

Она улыбнулась.

— Попробуйте кусочек. Мне нужен был предлог, чтобы ненадолго задержать вас здесь.

— Задержать здесь?

— Пока вы не ответите на мой вопрос.

Она заметила, что Данк нахмурился.

— Бет, вы слишком независимы и самонадеянны. Я знаю, вы привыкли из всего устраивать шоу, но все же еще не научились задевать меня за живое во время каждой нашей беседы.

В это время принесли пирог и чай, а перед Данком поставили рюмку бренди и положили ложечку.

Она прищурилась и подула на чашку.

— Почему же? Сегодня днем вы тоже въелись мне в печенки, и, тем не менее, я пошла с вами в ресторан.

— Хотелось бы услышать почему.

— Э нет! Разговор о вас, а не обо мне.

— Ладно, прервемся на минутку. Расскажите, почему вы согласились принять мое приглашение.

— Потому что мне нужно выяснить, насколько рискованно ваше деловое предложение. Вы всегда идете прямо к цели и знаете, чего хотите. По-вашему, женщина не имеет на это права?

— Вы не похожи на других женщин.

— Спасибо за комплимент.