мы ходили в бассейн, но мне больше нравились граниты или железная дорога, где никто не доставал.

Летом граниты нагревались до ужаса, поэтому обычно мы торчали у реза. Это такой гигантский каменный резервуар, его построили давным-давно, для поездов. Рядом есть большие плоские камни, с которых классно прыгать и на которых можно валяться. Если нырнуть, вода в глубине холодная и зеленая, а дно скользкое и заросшее, противно дотрагиваться.

В гранитах встречались полости и впадины, которые выгрызла природа. Аборигены собирали в них воду в сезон дождей. Некоторые впадины были размером с внутренность шляпы, не больше. Мы ловили там головастиков, искали в пещерах кости. Кости птиц или бандикутов – сумчатых барсуков. Пещеры – это громко сказано. Просто кое-где скала нависала над землей, или в гранитной стене попадались трещины, куда ты мог с трудом залезть и охладиться. Мне нравился на ощупь лишайник, росший на стенах. С обратной стороны граниты выглядели как отвесная скала. По ней можно было вскарабкаться босиком, по-обезьяньи. Если смелости хватало. В детстве мы так и делали. Ли взбиралась по крутому склону легко, будто крыса по водостоку. Позже, уже подростками, мы просто лежали на солнышке. Разговаривали. Или молчали, тоже было хорошо.

Когда выберемся из Магнита, у нас будет куча времени и на то и на другое, на разговоры и молчание. Дорога на север длинная. В Дарвине можно наняться на креветочный траулер. Или двинуть на восток, в Квинсленд.

Один глаз у Ли зеленый, а второй серый. Звучит жутковато, но на самом деле это классно. Волосы у нее густые и прямые, пшеничного цвета. В детстве ее мама их завивала, и Ли выглядела ужасно дебильно. Наверное, поэтому в прошлом году она тайком подстриглась. Коротко, по-мальчишески. Не скажу, что мне понравилось, но потом я привык. Если провести рукой по голове Ли, казалось, будто гладишь щенка. Только это еще до того, как все полетело к черту. Теперь же волос у нее почти не осталось.

Идти по долине было приятно. Местами старые борозды от колес исчезали, но тропа не пропадала, я легко следовал по ней. Она чуть извивалась и все время бежала вниз по склону, такому пологому, что спуска не чувствовалось. Вокруг царила тенистая прохлада. Песчаную почву с мелкими камнями покрывали сухие ветки и листья. Большое скопление эвкалиптов украсило этот суровый край. Под деревьями летали стайки какаду и воротничковых попугаев. Я видел перепелок и множество птиц, которых вообще не знал. Мог бы настрелять еды на неделю. Валлару в основном, еще эму. Хорошо было просто находиться здесь. Двигаться к цели. Держать темп. И вспоминать.

Ли посадили под домашний арест от Рождества до Нового года. Не просто посадили – заперли. На второй день Рождества она обрила волосы машинкой для стрижки собак. Начисто, под ноль. Написала мне об этом в сообщении, я не поверил. Решил – Ли гонит. Тогда она прислала фото. Капец, а не фото. Глаза у нее были огромные и печальные, а на голове виднелись порезы от машинки. Ли напомнила мне героиню из одного кино, которую сожгли на костре. Ох и перепугался же я, до чертиков. Ли сказала, что почувствовала себя сильной и чистой. Через некоторое время до меня, кажется, дошло, и ее фото прибавило мне духу. До сих пор прибавляет. Тогда-то я и понял – мы переживем этих мудаков, всех до единого. И тоже постригся налысо. Потом еще гладко выбрил голову. Господи, как же рассердилась мама! И выплакала все глаза. Гондон столкнул меня с крыльца и назвал долбаной свиньей – типа, я совсем не сочувствую матери. Только тут я въехал. Мама уже почти год носила парик. Моя лысая черепушка наверняка нагнала страху на них обоих. Я не помнил о парике, когда брился. Не хотел никого обижать. Мама молча смотрела, как Гондон лупит меня прямо на улице. После этого меня уже не волновало, кто из них что думает.

Я долго не понимал, что у нас с Ли особенные отношения. Что мы не просто друзья. Я о таких вещах и не знал, лет до одиннадцати. Но однажды произошло кое-что странное. В тот день у реза будто весь город собрался. Очень шумная компания старшеклассников вела себя вызывающе – они курили, кричали, швыряли друг друга в воду. Вскоре дети помладше ушли, и остались мы с Ли да эти подростки. Они постоянно смеялись, и, похоже, над нами. Было унизительно и противно, но домой не хотелось, поэтому мы сидели в тени на полотенцах и даже купаться не ходили. Пытались стать невидимыми и говорили гадости об этих ребятах, шепотом, чтобы они не слышали. Я не хотел драться, хотя понимал – если кто-то из них подойдет и скажет нам что-нибудь в лицо, то придется. Может, из меня сделают отбивную, но обидчику тоже достанется. Ли считает, что я «кусаю, да не лаю», только сейчас я намного болтливей, чем раньше. Забавно, каким разговорчивым становишься, когда рядом никого нет.

К обеду солнце сильно припекло. Старшеклассники свалили, и возле реза остались только мы вдвоем. Тень с наших камней ушла, мы сняли рубашки и шорты и рванули купаться, будто из тюрьмы на свободу. Вода оказалась холодной до ужаса. Мы дурачились, брызгались. Ли проплыла большой круг, продемонстрировала вольный стиль, она ведь самый офигенный пловец в семье. По словам тети Мардж, Ли – чемпион школы в Магните. Правда, наград я не видел. Через несколько минут мы оба дрожали, точно кролики. Возле ступенчатого камня, склизкого и покрытого водорослями, забираться на который надо очень осторожно, мы вдруг столкнулись, каждый спешил вылезти наверх первым. Чистая случайность, обычная ерунда. Я просто врезался в спину Ли, она повернулась, посмотрела, обхватила меня руками, и мы обнялись. Обнялись, в общем-то, от холода, а потом прижались друг к другу крепко-крепко, каждой косточкой. Это было смешно. Мы расхохотались. И тут у меня случился стояк. Ли вышла на берег, а я поплавал, пока все не утихло, и мы оба сделали вид, будто все нормально.

Дальше мы лежали на солнышке, грелись, немножко смущенные, и я все не мог оторвать взгляда от Ли. От ее откинутых назад волос, с которых на камни стекала вода. От руки, прикрывающей лицо от солнца. Кожи, покрытой мурашками от холода. Купальника. Загорелых рук и ног. Эта картина – Ли на камнях – была как удар под дых. С тех пор, думаю, все изменилось для нас обоих.

Однако ничего не происходило. Ничего нового и необычного. Долго. Мы были детьми и вели детскую