…Отсюда, со скалы, местность великолепно просматривалась нанесколько километров – извивавшаяся среди леса дорога, распадки, горы. Машинуон оставил внизу, в укромном месте, а заметить его самого снизу былоневозможно, если не искать специально. Но не было никаких признаков облавы –видимо, решили, что после гибели «Миража» деться Ланселоту из оцепленногорайона некуда и им можно будет заняться попозже, в спокойной обстановке. Темболее что его знали в лицо.

Ланселот снял пломбы с третьего футляра, похожего на тот, вкаком музыканты носят саксофоны. Достал толстый цилиндр с литой стекляннойрукояткой, прикрепил к нему оптический прицел. Действие лучемета он наблюдал наполигоне, так что хорошо представлял себе страшную силу этой штуки. Итак, хотьчто-то напоминающее старинные фильмы о космических баталиях – там эти игрушкиболтались на поясе каждого уважающего себя звездного пирата, не говоря уж огалактических шерифах и странствующих вдоль Млечного Пути рыцарях.

Подпустить ближе и ударить лучом. За Малыша, за Леопарда, завсех, кто погиб в течение этих суток. То, что в машине и Полковник, ничего неменяет – он уже перестал быть человеком, стал инструментом этого чудовища,орудием, пешкой. Нажать кнопку и смотреть, как разлетится, разбрызнется снопомраскаленных осколков сине-черный фургон…

И все же что-то надоедливо путало весь расклад, сбиваломысли с торной дороги, беспокоило – то ли инопланетянин, неизвестно зачемехавший в фургоне, то ли вся эта история, этот залетный гость, чересчурнепонятный, чтобы ненавидеть его по-настоящему, слишком нелепый и беспомощный,чтобы стать мало-мальски серьезной угрозой для человечества, и такой чужой, чтоего следовало попытаться понять, не нужный никому, может быть и самому себе…

Чем мы в таком случае отличаемся от древних, из трусливойпредосторожности убивавших любого чужеземца? – подумал Ланселот. Правда,он убивает нас. Но сознает ли он, что совершает преступление? Есть ли хотькакая-то, одна-единственная, точка соприкосновения наших и его этики и морали,или они так и останутся параллельными прямыми? Он виноват – и не виноват ни вчем. Как и мы в своих действиях по отношению к нему. Просто-напросто ничегоподобного прежде не случалось, и мы исходим из привычных земных аксиом – око заоко, зуб за зуб; если есть жертвы, обязательно должны отыскаться и виновные… Аесли их нет?

И тут заработала автонастройка – он услышал передачу,которую вел Полковник. Ланселот вывел верньер на максимум, слушал, и емуказалось, что он слышит отражение своих мыслей, рассуждений и сомнений. Соскороспелой гипотезой о слепом исполнителе воли «мобиля», кажется, следовалорасстаться. Там, в фургоне, был человек, полностью сохранивший рассудок и волю.И этот человек был прав. Птица в муравейнике. Контакт без контакта. Бесконечножаль, что нам выпал именно этот вариант, что именно с этой страницы пришлосьчитать книгу, но что случилось, то и случилось, и нужно оборвать фантасмагорию,не громоздить нелепость на нелепость. Пусть уходит – иного выхода нет. Иначенам грозит опасность уподобиться древнему царю, высекшему кнутами то ли реку,то ли океан. Тем двоим в фургоне нужно помочь – и ради них самих, и ради некихистин, что еще не открыты нами, но их приближение все же смутно ощущается.Дверь в большой космос распахнулась на минуту, и не стоит сводить это событие кпримитивной драке с лазером в роли каменного топора. Кто знает, что мыприобретаем, дав ему уйти? По крайней мере, мы ничего больше не теряем, а этокое-что да значит…

Внизу по дороге мчался сине-черный фургон, и следом –настигающая его полицейская машина. Ланселот торопливо надел темные очки, левойладонью охватил запястье правой, вытянул руки и поднял лучемет на уровень глаз.Нажал кнопку, досчитал до трех и отпустил. Мотнув головой, сбросил очки. Передглазами плавали все те же радужные пятна.

Дорогу перегородила глубокая оплавленная канава, из неевалил дым и пар. Машина косо стояла поперек дороги метрах в десяти от канавы.Вряд ли они скоро придут в себя – ослеплены вспышкой и ошеломлены. Но остаютсядругие группы, другие патрули…

Спотыкаясь, падая, съезжая по осыпям, раздирая в кровь бокаи спину, Ланселот как только мог быстро спускался к тому месту, где оставилмашину.

…Мотоциклисты появились из сизого рассветного тумана, словнопризраки Дикой Охоты. Их было двое, они остановились, разомкнулись и вскинуликоротенькие автоматы, но фургон уже пролетел меж ними, как метко пущенный вворота футбольный мяч. Полковник окончательно смирился с мыслью, что охотятсяуже и на него, что и он стал чужим.

Дай вам сил, ох, дай вам сил, конногвардейцы,

сторожить нас в это утро под дождем… —

пробормотал он сквозь зубы. Он выжимал из машины все, на чтоона была способна, он больше не терзался сомнениями, знал, что успел прыгнуть всвой поезд и мчится в нем, неизвестно только, удастся ли сойти на своейстанции, но главное сделано – он в своем поезде…

Снова мотоциклисты. Пули высекли искры из лобовогобронестекла. Полковник два раза выстрелил левой, и в передних колесах обоихмотоциклов жалобно зашипел уходящий из камер воздух.

…Ланселот мчался бок о бок с полицейской машиной той жемарки, что и угнанная им. Четверо в ней смотрели недоуменно и зло, делалиэнергичные жесты, означавшие только одно – приказ убраться с дороги, смыться сглаз. Двое держали наготове автоматы, но ни один ствол не повернулся пока в егосторону. Далеко впереди мчался сине-черный фургон.

Тот, что сидел рядом с шофером, наклонился к рации ивнимательно слушал, настороженно косясь на Ланселота, словно опасался, что тотможет подслушать. Вдруг его лицо стало жестким и хмурым, он что-то короткоприказал, и полицейский на заднем сиденье навел на Ланселота автомат. Должнобыть, им кое-что рассказали о нем, но отвлекаться на попытку его задержать онине могли, продолжая махать руками – с дороги, иначе стреляем!

Ланселот положил лучемет на сгиб левой руки, державшей руль.Они, без сомнения, прекрасно знали, что это за штука – страшно побледнели, ношофер не свернул. Ланселот не мог их не уважать. К тому же они не стреляли.

Он не мог нажать кнопку, но следовало что-то делать – прямойучасток дороги скоро кончится. Швырнув лучемет на сиденье, Ланселот вцепился вруль. Он не хотел их убивать, а они упорно не желали затормозить, приказ гналих вслед за фургоном. Скрежет и треск раздираемого металла, визжали тормоза,водитель полицейской машины был явно не из новичков и не из трусов исопротивлялся как мог, искусно маневрируя; хрустнуло и разлетелось боковоестекло, и Ланселот с облегчением увидел в зеркальце, что полицейская машинавылетела на обочину, но не опрокинулась, упершись смятым бампером воблицованную яркой декоративной плиткой насыпь.

Но и его машину занесло, и она стала биться о бетонныестолбики.

– …Все. То самое место.

Полковник развернул фургон, нажал кнопку, поднимавшую заднююдверь. Черное колесо с четырьмя толстыми спицами покатилось к лесу, туда, гдеон, тоскующий, измученный непонятной болью, коснулся Земли сутки назад.Полковник дернул чеку, бросил гранату на сиденье и побежал прочь, бормоча: «Вотвам и пулеметы…» Взрыв толкнул его в спину тугой и горячей воздушной волной.