Герцог разлил вино по высоким бокалам и протянул один королеве. Она с благодарностью приняла вино, отпила глоток и вдруг зябко повела плечами.

— У тебя открыто окно? Откуда-то вдруг потянуло таким холодом…

— Сейчас посмотрю, — слегка удивлённо ответил герцог, не ощущавший никакого сквозняка, наоборот, ему казалось, что в комнате слегка душновато. Тем не менее, он встал, подошёл к окну, убедился, что оно крепко заперто, и вернулся к королеве.

— Тебе показалось, Марион, — улыбнулся герцог, усаживаясь во второе кресло и всем своим видом демонстрируя желание выслушать уже наконец-то причину столь странного визита. Ну не выпить же на ночь глядя она пришла, в самом-то деле…

— Наверное, — отчего-то дрогнувшим голосом ответила королева, с замиранием сердца следившая, как Себастьян делает несколько глотков из своего бокала, в котором пару секунд назад бесследно растворилась незаметная белая крупинка.

— Так чем же я могу быть тебе полезен? — Себастьян мечтал только об одном: чтобы Марион уже сказала, что ей от него нужно, и он мог, выпроводив гостью, наконец-то лечь спать.

— Меня беспокоит Филипп, — проговорила Марион, умоляюще глядя на герцога, — мальчик чувствует себя виноватым в исчезновении девушек, хотя он совершенно не причастен к этому! Я очень боюсь, что он совершит какой-нибудь необдуманный поступок, понимаешь?

Герцог хотел ответить, что для того, чтобы совершить необдуманный поступок, нужно уметь в принципе думать, а Филипп этим ценным качеством не обладает. Но сдержался и, изобразив вежливый интерес, спросил, есть ли какие-то симптомы, вызывающие беспокойство её величества.

Королева, странно улыбаясь, смотрела Себастьяну в глаза, и герцог с каким-то заторможенным удивлением почувствовал, как уплывает, тонет в этих шоколадно-карих омутах. Все мысли плавились и растворялись в разгорающемся в крови чувственном пожаре, сметающем на своём пути все доводы рассудка.

Он не помнил, как очутился возле кровати, а под пальцами вдруг оказалась нежная шёлковая кожа, как он упал на вышитые простыни и провалился в жаркую воронку, затянувшую его всего, без остатка, как чувственное безумие поглотило его целиком.

Оставив герцога спящим на смятых простынях в разгромленной постели, королева медленно потянулась и встала с кровати. Тело сладко ломило после стальных объятий, но рассудок уже возвращался, и женщина, глядя на распростёртого на кровати герцога, понимала, что это был первый и последний раз: Себастьян её не простит. Он не будет помнить подробностей, но не сможет не понять главного. Но она достигла своей цели. Думая об этом, королева положила руку на живот и кинула в бокал крупинку совершенно иного зелья. Если её замысел удастся, эта ночь принесёт свои плоды, и, если уж ей не суждено получить самого Себастьяна, у неё будет хотя бы его ребёнок. Марион подошла к кровати, присела на краешек и, протянув руку, нежно провела ладонью по растрёпанной темноволосой голове.

Себастьян…её единственная любовь, тайная и безответная…тщательно скрываемая ото всех уже четверть века. Да, она королева, её место рядом с Чарльзом, но сердце Марион отдано другому с того самого дня, когда она впервые увидела кузена своего тогда ещё жениха. Сейчас ей чуть за сорок, её женский век близится к закату, и именно поэтому королева решилась на столь отчаянный шаг.

Разоблачения она не боялась: внешне Чарльз и Себастьян были во многом похожи, а людям вполне достаточно общего сходства. Артефакт, подтверждающий чистоту королевской крови, сработает правильно, так как Себастьян — достаточно близкий королевский родственник. И никто никогда не узнает её тайну, особенно сам герцог.

Тихо коснувшись невесомым поцелуем губ спящего, королева накинула обнаружившийся за креслом пеньюар, потуже затянула поясок и бесшумно вышла из покоев герцога.

Сознание возвращалось постепенно, принося с тобой совершенно невыносимую тупую боль, от которой, казалось, сейчас просто лопнет голова. Себастьян застонал и попытался открыть глаза, но попытка успехом не увенчалась, и герцог судорожно попытался вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Судя по состоянию, вариантов было немного: он либо напился до стадии полной невменяемости, либо знатно с кем-то подрался. Никаких иных причин для столь отвратительного самочувствия Себастьян не видел. Но как можно напиться или подраться и ничего об этом не помнить? Так не бывает…

Не делая больше опрометчивых попыток открыть глаза, герцог решил двигаться к ответу постепенно и постарался припомнить, что было после того, как он пришёл к себе. Сквозь туман и боль неуверенно пробралось воспоминание о том, что к нему, кажется, приходила королева, но Себастьян категорически не мог вспомнить, зачем она явилась и когда ушла.

В дверь негромко постучали, и голова отозвалась таким яростным взрывом боли, что герцог не удержался и застонал. Видимо, стоящий за дверью визитёр что-то расслышал, так как раздались шаги, показавшиеся Себастьяну гулкими ударами огромного колокола, и затем на его пылающий лоб опустилась восхитительно прохладная ладонь. Боль медленно, но верно стала отступать и через пару минут исчезла окончательно, оставив после себя только жажду и невероятную слабость.

Себастьян аккуратно, всё ещё боясь очередного взрыва боли, открыл глаза и обнаружил сидящего на краешке кровати Хьюберта, который смотрел на него с неприкрытой тревогой.

— Мы с Чарльзом и Филиппом ждали тебя в библиотеке, — негромко сказал Хью, и герцог удивлённо посмотрел на старого друга, — но ты не пришёл, и я решил проверить, что произошло.

— В библиотеке? Зачем? — с недоумением уточнил Себастьян, и выражение глаз Хьюберта стало ещё более обеспокоенным, — мы о чём-то договаривались?

— А ты не помнишь? — Хью быстро провёл рукой вдоль тела лежащего герцога и нахмурился, — ты что вообще делал после ужина?

— Пришёл к себе, — каждое воспоминание давалось герцогу с колоссальным трудом, словно он за верёвку тянул из болота огромную тяжесть, — а потом не помню. Но по ощущениям я или один выпил ведро гномьего самогона самого отвратительного качества, или меня в течение часа пинали ногами все желающие. Но ведь это маловероятно…

— Совсем не помнишь? — Хью становился всё задумчивее, — а почему ты пошёл к себе, а не в библиотеку, где мы договорились встретиться с Чарльзом и Филиппом?

— Знаешь, очень странно, — медленно проговорил герцог, — но я совершенно забыл об этом. Но такого просто не могло быть: я ради этого дела сюда приехал. Я никак не мог забыть о встрече в библиотеке. Но забыл…Как так может быть? Это не магия, её бы я почувствовал…

— Ладно, с твоими провалами в памяти мы разберёмся, а вот что было потом? Почему ты напоминаешь сейчас больного трёхсотлетнего старика? Ты пришёл…дальше что?

— Я собирался в ванную, но тут, кажется, пришла Марион…а дальше я вообще не помню… — Себастьян беспомощно взглянул на Хьюберта, — я абсолютно ничего не помню…Кажется, она что-то говорила насчёт того, что очень беспокоится о Филиппе…хотя точно не скажу…как в тумане всё…