Тем временем солнечный свет согрел туман, и я смутно разглядел дно рва. Геймлпар был прав: земля отошла от огромной серо-голубой стены, оставив склон, покрытый мелким щебнем, а за ним – почти километр обнаженного основания. Толщину слоя земли Ореола было легко оценить: она составляла восемьсот-девятьсот метров. В относительном смысле ненамного толще слоя краски на стене дома.

Я вспомнил подругу моей матери, вместе с которой она занималась шитьем. У подруги жил серый попугай, болтавший так же хорошо, как и я (тогда я был ребенком). Чтобы развлечь птицу, мамина подруга устроила в ее большой плетеной клетке миниатюрный лес из старых веток, вкопанных в неглубокий слой земли. Точно так же Библиотекарь или какой-нибудь другой Предтеча поместили на внутренней поверхности обруча почву, деревья и животных, чтобы мы чувствовали себя как дома. Иллюзия, совсем как лес попугая.

Я прогнал это из мыслей и сосредоточился на том, что видел и знал. Внизу что-то двигалось. Это были не животные, а десятки тысяч людей, шагающих по голому основанию и по склонам из обломков на запад.

Несколько минут мы с Винневрой наблюдали за толпой, ошеломленные царящей тишиной и уверенным всеобщим движением. Люди идут туда, куда указывала Винневра? Неужели маяк в городе, если это маяк, передает настолько старое сообщение, что оно утратило смысл? Или люди потеряли ориентацию, очутившись во рву, и теперь просто бредут туда, куда ров ведет?

Вскоре по теням, реявшим в дымке, словно знамена, я опознал предметы, которые мне точно не хотелось видеть: десять боевых сфинксов. С такого расстояния они казались настолько бледными, что почти сливались с пылью. Сфинксы кружили над толпой, то ли подгоняя ее, то ли присматривая за ней.

Я указал на них Винневре. Девочка тихо застонала.

Сзади подполз Геймлпар.

– Тише! – Он наклонил голову. – Слушайте!

Сначала постоянно дувший в спину ветер помешал мне что-либо расслышать. Но вот он утих, и я уловил отдаленный низкий гул. Винневра тоже услышала, ее лицо просияло.

– Вот звук места, куда мне нужно идти, если случится беда! – заявила она.

– Они идут на этот звук? – спросил я.

Геймлпар еще немного прополз вперед, медленно повернулся и посмотрел на меня:

– Что об этом говорят старые духи?

– Они молчат, – ответил я.

– Ждут своего часа, – сказал Геймлпар. – Если духи захотят взять верх, будет настоящая война.

Об этом я не подумал.

– Такое уже бывало с тобой?

– Еще нет. Сражайся с ними, если хочешь. – Он перенес вес с больной ноги на здоровую, затем поднял палку и ткнул ею в направлении источника звука. – Ни моста, ни пути вниз – так что и выбор невелик, да?

Винневра согласилась. Мы шагали, держась подальше от обрыва, пока нас не поглотила ночная тень и не взошли звезды. У меня свербела мысль, не было ли в той толпе Райзера.

– Они идут в хорошее или плохое место? – спросил я Винневру.

Она отвернулась и буркнула:

– Я не знаю.

Мы остановились отдохнуть. Я ощущал вновь пробудившееся сильное любопытство старого духа, и вместе мы изучали звезды. Обретя новую жизнь внутри меня, лорд-адмирал был настолько обескуражен переменами, случившимися с момента его, как я полагал, насильственной кончины, что обычно держался на заднем плане, похожий на задумчивую тень. Даже не знаю, что я предпочитал больше: его молчание или раздражающие попытки восстать и понять, что он может сделать. Контролировать меня он не мог, поскольку был слаб, как спеленутый младенец, но мало-помалу набирался сил. Моя реакция на это была сложной. Я беспокоился о том, что может случиться, и гордился всплесками воспоминаний о битвах между людьми и Предтечами, особенно о победах. Я разделял боль и потрясение лорда-адмирала, узнавшего о нынешнем могуществе Предтеч, о той судьбе, на которую они обрекли людей после завершения древних войн. Но особенно сильно его обескуражила наша слабость – наша разобщенность и разнородность.

Когда-то мы были великой расой, единой в силе и целях…

Я сразу подметил, что это не совсем правда, и вскоре понял: то, во что верит лорд-адмирал, и то, что он знает, порой очень разные вещи. Мне подумалось, что еще при жизни его разрывали те же противоречивые чувства, что были знакомы мне и моим товарищам на Эрде-Тайрине и здесь, на большом колесе.

Винневра вырезала для Геймлпара новую палку.

– Узнаёшь какие-нибудь звезды? – спросил он меня.

В отраженном от небесного моста прохладном свете лицо старика напоминало темный сморщившийся фрукт.

– Пока нет.

– Прекратите говорить об этом, – потребовала Винневра. Срезав последние сучки, она вручила Геймлпару клюку, позеленее и не такую кривую, как предыдущая. – Нужно найти пищу и воду.

Роса здесь была грязной и горькой. Мы пили бы дождевую воду, собравшуюся в углублениях валунов, лежащих вдоль края пропасти, но ее было очень мало, и она имела густой осадок. Последний дождь выпал давно.

На заре из пропасти донесся шум, похожий на звук отдаленного потока, – переночевавшие люди снова тронулись в путь. Мы, послушав, встали и пошли, освещаемые призрачным светом. У каждого из нас было две тени: одна нарастала благодаря сиянию, отражаемому аркой ленты, а вторая укорачивалась по мере того, как другая стена скрывалась в темноте.

– У всех есть гейсы? – спросила Винневра. – И у тех, кто там, внизу?

Геймлпар покачал головой:

– Леди засеивает свои сады, но она также может выпалывать сорняки.

– А если сорняки – это мы? – продолжила Винневра.

Старик усмехнулся. Его голос звучал молодо. Не глядя на Геймлпара, я смог представить его юным, однако впечатление быстро прошло. Библиотекаря – Создательницу, или Леди, как ее называют мои спутники, – очевидно, не заботит, что существа с ее отпечатком стареют, страдают и умирают. Этот очевидный факт казался важным, но сильные усталость и жажда не позволили задуматься о нем.

Прохладный воздух сполз по насыпи в пропасть.

– Расскажи еще об Эрде, – попросил меня заметно охрипший старик.

– Это то, откуда давным-давно пришел весь Народ? – проговорила Винневра. – Даже ты не можешь помнить те времена, Геймлпар.

– Не могу говорить, хочу пить, – просипел я.

Внезапно в ушах щелкнуло, из пропасти поднялись клубы пыли, расплескались по краю и устремились к нам. Раздался странный высокий звук – вопли тысяч людей.

Геймлпар застонал и зажал уши. Винневра наклонилась, уперевшись руками в колени, как будто ее затошнило. Небо потемнело, замерцали звезды, а дышать стало заметно труднее. Обескураженный, я упал на колени рядом с Винневрой и стариком; в голове пульсировало, в легких жгло. Девочка, зажмурившись, дрожала, как загнанная лань. Геймлпар перевернулся на спину, положив поперек груди клюку. В воздухе плавала сырая липкая пыль, лезла нам в нос и глаза. Мы едва могли видеть.