И вот среди пестрого круга приятелей Лео появился пару лет назад поляк — Грег Ставиский. Честно говоря, Лео выделял его уже на первых порах из общего числа знакомых. Тому был целый ряд причин: во-первых, они были почти земляки — Литва и Польша так веками переплелись, что и не разберешь… Во-вторых, Грег был человеком не американской культуры — и Петкунасу с ним было просто легче контачить, чем, предположим, с поляками или литовцами, которые родились и выросли в Америке. У тех была иная закваска, иные ценности, иной рисунок поведения — словом, все то, что приходит с рождения, этому не научишься. И Грег был близок Леонасу и в этом смысле.

В-третьих… В-третьих, религия. И Леонас, и Грег были верующими католиками. Ну не то чтобы упертыми, соблюдающими все положенные ритуалы и посещающими костел ежедневно, но религия играла заметную роль в жизни и воспитании каждого из них. А это важно. В кругу советских эмигрантов, в котором вольно или невольно вращался Петкунас, преобладали евреи. Это не мешало контачить и делать совместный бизнес, но такой общей почвы, как с Грегом, и близко не было.

В-четвертых… В-четвертых, Грег Ставиский ненавидел советскую власть и все советское всеми фибрами души — и в этом они с Леонасом понимали друг друга без слов. А в-пятых, Грег был просто компанейский парень.

Леонас, правда, парнем его никогда даже про себя не называл. Что-то было такое в повадке и поведении Грега, что мешало быть с ним запанибрата; даже когда посидишь вечером душевно и выпьешь на двоих огромную бутыль водки — даже тогда Леонасу не приходило в голову, скажем, хлопнуть Ставиского по плечу, обнять и полезть целоваться. Петкунас сам не любил мужских поцелуев и объятий, но долголетний опыт общения с определенными людьми приучил его относиться к таким пьяным проявлениям приязни если не с сочувствием, то с пониманием.

Грег подобного на дух не выносил. Кличка Шляхтич, которая закрепилась за Стависким, поначалу с трудом воспринималась коренными американцами. «Как вам перевести? — талдычил им Петкунас. — Дворянин? Благородный человек? Джентльмен, одним словом…»

Итак, Ставиский был джентльменом. И общение с ним было приятно не только Петкунасу. Через какое-то время после первого знакомства Лео пригласил Грега домой — чего вообще-то избегал, поскольку семейная жизнь — это одно, а деловые связи — совсем другое. Но в данном случае опыт прошел удачно. Более того — Лизетта, которой вообще трудно было угодить, приняла Ставиского радушно и тепло.

И в смысле бизнеса знакомство оказалось полезным. Года полтора назад Грег устроил Петкунасу выгодный контракт на установку сигнализации в одном из лос-анджелесских музеев, примерно полгода назад организовал еще одну выгодную работу: сигнализация на передвижной нумизматической выставке…

Никаких комиссионнных Ставиский не брал, об одолжениях любого рода никогда не просил, так что Петкунас чувствовал себя обязанным этому человеку. А поскольку Леонас был существом практичным и у него в голове не укладывалось, что человек может что-то делать для другого без какой-то понятной или непонятной выгоды, то Петкунас про себя решил, что добрые дела Грега продиктованы его теплыми отношениями с Лизеттой. Жена сама как-то сказала ему, что Грег пригласил ее на какую-то выставку картин, потом, уже в следующий приезд Ставиского, они побывали на вернисаже.

Петкунас относился к этим походам спокойно — в конце концов, все взрослые люди, и если его товарищ приглашает жену Леонаса на выставку, куда сам Петкунас в жизни не выберется, а она туда идет, спросив разрешения у мужа, — то что же в этом плохого, скажите?

Разговор, повернувший жизнь Леонаса на иной курс, произошел три месяца назад в даунтауне, в одном из самых дорогих ресторанов Лос-Анджелеса, куда Ставиский пригласил Лео отметить его, Грега, день рождения, предупредив, что они будут вдвоем, но необходим вечерний костюм — таковы правила.

Петкунас, поругивая Ставиского за снобизм, отправился в магазин на соседней плазе, где давали напрокат таксидо — и здесь же их подгоняли, чтобы клиент выглядел хорошо. Лео с отвращением прошел процедуру выбора смокинга и подгонки, утешаясь внутри себя тем, что Ставиский зря ничего не делает.

За годы жизни в Америке, особенно в переломные 90-е, Петкунас насмотрелся на сословие, вылезшее из грязи в князи и потому с особым трепетом надевавшее на любые торжества смокинги. Выглядели они как свинопасы в архиерейских мантиях, да они и были свинопасами… С тех пор затаил Петкунас ненависть к смокингам и избегал их. Но тут Грег сказал напрямую, стало быть, никуда не денешься…

И вот Лео вошел в зеркальный зал верхнего ресторана отеля «Четыре сезона», и чернокожий метрдотель в белом смокинге проводил его к столику, за которым его уже ждал Ставиский.

Против ожидания (Ставиский ведь впервые видел Лео в смокинге), Грег даже не пошутил по поводу торжественной одежды приятеля. Сразу налил из запотевшей бутылки, стоявшей на столе. Чокнулись.

— За твой день рождения! — произнес Лео торжественно. — Много славных повторений этого дня! — Эту формулу Петкунас запомнил со школьных уроков английского. Откуда, из каких глубин памяти она сейчас вылезла? В Штатах так не говорят…

— И за твой день рождения, — сказал Грег неожиданно. — Потому что мы с тобой сегодня отмечаем день, который оба запомним.

И выпил залпом.

Петкунас последовал его примеру, ожидая, что же будет дальше, поскольку такого начала вечера он никак не планировал.

— Заказывай!

В меню, которое протянул ему Грег, все было Петкунасу непонятно, поскольку названия блюд были написаны по-французски. Понятны были цены. Они были серьезными. «Но что же, Грег, ты меня ценами пытаешься удивить?»

Ставиский сделал вид, что не замечает затруднений приятеля, хотя именно для этого и давал ему меню.

— Я тебе рекомендую… Ты баранину ешь? Хорошо. Тогда седло барашка в ананасовом соусе с трюфелями — как тебе?

— Пойдет, — бодро кивнул Петкунас.

— А мне… — и Ставиский назвал официанту какое-то блюдо по-французски, и Лео, естественно, не понял ни слова из его заказа.

— За нас с тобой! — произнес Ставиский тост, поднимая предусмотрительно наполненную официантом рюмку.

— Ты меня пугаешь… — произнес Петкунас, с удовольствием занюхивая выпитое корочкой хлеба, обмакнутой в оливковое масло. Больше закусывать пока было нечем. — Ты так это все обставил, как будто предлагаешь мне бизнес на миллион.

— Не предлагаю я тебе бизнес на миллион, — ответил Ставиский, и его два серых глаза, как два пистолетных дула, уперлись в глаза Петкунаса.

«Никогда он так на меня не смотрел. Я даже и не знал, какого цвета у него глаза», — подумал Лео озадаченно.

— У меня дело не на миллион, — продолжал Ставиский спокойно. — Откуда мне его взять? У меня к тебе дело миллионов на пять… Или на шесть.

* * *

День у Лайона выдался суматошный. С утра он по заданию Потемкина связался с Крисом, ночным знакомым шефа. Выяснил, где он работает — оказалось, к счастью, недалеко, — и поехал к нему на стройку с фотографиями Грега Ставиского. Ехал, про себя поругивая шефа за то, что он, Лайон О’Рэйли, называл упертостью.