— На лыжах, — ответила Дэзи.

— Тогда ты им не подходишь. — Зак двинулся дальше, продолжая краткую экскурсию: готы, ботаники, металлисты.

В кафетерии пахло луком, и Дэзи ощутила приступ тошноты. Она встала в очередь за Соннет и взяла только тарелку с фруктами и бутылку воды.

— О боже. — Соннет взглянула на поднос Дэзи с тревогой. — Ты больна?

Дэзи рассмеялась:

— Поверь мне, это не так. Просто сейчас я не голодна.

Они сели за стол, где собралась абсолютно разношерстная компания. Зак отправился за добавкой, а Соннет подперла рукой подбородок и принялась внимательно изучать Дэзи.

— Чего-то ты недоговариваешь.

Дэзи лениво откусила кусочек ананаса. Абсолютно верно.

— Не понимаю, чего именно. Почему девушка, которая готовится к поступлению в колледж в одной из лучших школ страны, внезапно посреди учебного года переводится в другую школу и решает не идти в колледж?

Дэзи не ответила. Ответить было нечего. Соннет напоминала ей ястреба, который парил кругами над ее головой и с каждым кругом спускался все ниже и ниже, подбираясь к истине.

Нужно просто привыкнуть к изучающим взглядам и неожиданным вопросам, решила Дэзи. Она надеялась, что у нее будет достаточно времени освоиться в школе, чтобы люди успели узнать ее лучше. Тогда они сформируют свое мнение о ней до того, как правда выйдет наружу. До того, как все узнают секрет, который она хранит в своем сердце.

Этот понедельник ничем не отличался от остальных. К такому выводу Дженни пришла, снова отправившись к руинам дома номер 472 по Мэйпл-стрит. На этот раз они приехали сюда со следователем. На этой неделе начиналась операция по спасению имущества. Ее успех казался Дженни весьма сомнительным, однако Рурк уверял, что она еще удивится.

Рурк остановил машину на обочине дороги. Когда они выбрались наружу и Дженни взглянула на Рурка, у нее перехватило дыхание. Она не привыкла находиться рядом с такими красивыми мужчинами. Рурк действовал на нее странным образом. Ее мозг отказывался работать.

Рурк заметил, что Дженни на него смотрит.

— Что-то случилось?

— Я правда думаю, что мне лучше уехать. Я имею в виду — уехать из твоего дома.

— Ты остаешься. По крайней мере, сейчас это самая лучшая идея.

— Мне неловко. Люди будут говорить.

— Это всегда было твоей проблемой, Дженни. Ты всегда беспокоилась о том, что скажут люди.

Как интересно слышать это от Рурка.

— Хочешь сказать, ты совсем не беспокоишься об этом?

— А что, похоже?

Дженни вспомнила женщин, с которыми он встречался.

— Наверное, нет. Зато я беспокоюсь.

— Послушай, никто ничего такого не подумает. Ты — потерпевшая, я — начальник полиции. Сам бог велел.

— Чудненько, — бросила Дженни, проходя мимо Рурка, и направилась к руинам дома.

Мыском ноги Дженни подцепила и перевернула то, что некогда было деревянным ящиком для папок. В нем она хранила все свои тетради. Как только Дженни научилась писать, она записывала все свои секреты, все свои девичьи мечты, все свои мысли в тетради на кольцах и складывала их в этот ящик. От них остались почерневшие страницы, легко рассыпающиеся при малейшем касании. Некоторые страницы сохранились, но промокли от воды из пожарного шланга.

«Как же я теперь вспомню, — подумала Дженни, — как я вспомню девочку, которой была когда-то?»

Стоя посреди разрушенного дома, единственного, который она когда-либо знала, Дженни приказала себе не расстраиваться из-за каждой потерянной вещи. Это глупо. Ведь если она будет оплакивать каждую мелочь, то это продолжится вплоть до Страшного суда. Дженни запустила руку в карман, где лежала коробочка с таблетками. Этим утром она купила новую. Держись, приказала она себе, а потом взглянула на Рурка Макнайта, и ее охватило незнакомое, странное чувство. Надежность. Безопасность. Более того — слабый лучик надежды. А ведь ей даже не пришлось принимать таблетку.

Дженни не знала причины этих чувств. Рурк просто стоял и смотрел на нее так, словно готов был броситься ради нее под поезд, если это потребуется. И Дженни верила ему. Она ему доверяла. Чувствовала себя в безопасности рядом с ним. И это делало ее в одинаковой степени самой мудрой и самой глупой женщиной в городе.

Дженни отвлек звук мотора. Она повернулась и увидела, как из серебристого «лексуса» вышла Оливия Беллами и теперь быстро направлялась к ней. Красивая блондинка в дизайнерских ботинках и украшенной вышивкой куртке, она походила на тех женщин, с которыми обычно встречался Рурк. Лишь с одним отличием: Оливия обладала умом.

— Дженни. — Оливия обняла ее и отступила на шаг. — Мне только что сказали. Слава богу, с тобой все в порядке. — Она в изумлении посмотрела на то, что осталось от дома, и добавила: — Мне так жаль.

— Спасибо, — ответила Дженни, чувствуя неловкость. Они с Оливией были единокровными сестрами, но толком не знали друг друга. Первый раз встретились прошлым летом, почти случайно. Оливия приехала из Нью-Йорка привести в порядок летний дом семьи Беллами, расположенный высоко в горах на берегу озера Уиллоу.

Узнать, что они обе дочери Филиппа Беллами, было… сначала поразительно, а потом неприятно. Дженни была результатом увлечения молодости, Оливия родилась от женщины, с которой Филипп состоял в браке, а позднее развелся. И теперь Дженни и Оливия все еще свыкались с мыслью о том, что они сестры. В отличие от веселых близняшек из фильма «Ловушка для родителей»[4], Дженни и Оливии приходилось продираться сквозь дебри непонимания.

— Нужно было сразу же звонить мне! — возмутилась Оливия. Она бросила быстрый взгляд на Рурка. — Привет, Рурк, — и снова повернулась к Дженни: — Почему ты мне не позвонила?

— Я… э-э-э… когда случился пожар, я была в пекарне, а потом… — Дженни вдруг почувствовала себя виноватой. Она не знала, как вести себя с новообретенной сестрой. — Потом началась такая суета. Можешь себе представить.

— Прошу прощения, — извинился Рурк. Его позвал начальник пожарной охраны, и он отошел в сторону.

— Я не могу представить, — возразила Оливия и взяла Дженни за руку. — О, Дженни! Я хочу помочь. Что я могу сделать? — Оливия, казалось, была в искреннем отчаянии. — Я готова помочь. Всем, чем могу.

Дженни заставила себя улыбнуться. Она была бесконечно благодарна за то, что после смерти бабушки у нее осталась сестра. Если бы не Оливия, ей, потерявшей свой дом, было бы совсем одиноко. В то же время, думая о тех годах, что они потеряли, Дженни ощущала щемящую грусть. Она выросла в городе, где ее окружали Беллами, не подозревая о родственных связях между ними. Они с Оливией были такими разными. Оливия родилась в богатой семье Беллами, окруженная роскошью и привилегиями. Будучи обожаемым — и, по словам самой Оливии, избалованным — единственным ребенком в семье, она посещала лучшие школы, с отличием окончила Колумбийский университет и к двадцати четырем годам основала собственный бизнес. Оливия была красивой, успешной… и встречалась с замечательным человеком по имени Коннор Дэвис. Оливии завидовали. И эта зависть часто перерастала в неприязнь.