Письмо к Хенни, записанное в дневнике:

Завтра в 19.30 мы отправляемся из Вены с вокзала Банхоф-Штадлау. Уже в четвертый раз с тех пор, как началась моя армейская жизнь, я должен расстаться с тобой, не зная, когда я вернусь и вернусь ли… на этот раз все подругому, ведь ты ждешь нашего второго ребенка (Хайнц Петер родится 30 апреля 1941 г.).

Боже мой! Как я горжусь тобой. Как прекрасно знать, что я могу называть одну из лучших, храбрую и дорогую мне женщину своей. И как я счастлив и рад, что с нами наша малышка, наше маленькое солнышко…

Я оставляю тебя и Лорли, и все, что мне дорого, но мне не тяжело уезжать. Меня зовет мой долг, мой фюрер. Я рад и горд – не устаю это повторять, – что могу быть там, где немецкий мужчина может по-настоящему продемонстрировать свои истинные черты. И я знаю, что в этот период будет решаться наша судьба на ближайшие столетия. Я вверяю тебя Богу!

Венгерское население настроено очень дружелюбно. В городе Темешвар (Тимишоара)[40]мне удалось купить салями, 8 марок за килограмм… По прибытии в Румынию сразу можно было почувствовать разницу в людях – неимоверно грязные, вонючие типы…

Нам строго запрещено покупать товары и тому подобное и приходится быть настороже… В этом нет ничего страшного, потому что здесь по-настоящему дешево стоит только еда, а все остальное очень дорого. Венский шницель стоит 32 лея, яичница из одного яйца с ветчиной – 28 леев, пара сосисок с горчицей – 24 лея, бутылка вина – 50 леев и т. д. А костюм стоит от 6 до 8 тысяч леев… Здесь для нас просто сказочный курс обмена денег: за одну марку дают 80 леев (по официальному курсу – всего 50 леев).

Достаточно бросить лишь один взгляд на румынских солдат, чтобы сразу же вспомнить, как выглядели польские, бельгийские или французские солдаты. Очень-очень важно… Румынский солдат получает 60 леев в месяц…

В субботу наконец-то я неожиданно побывал в Бухаресте. Мы выехали на мотоцикле в 2 часа дня и были там к 5.00. Вскоре стемнело – Бухарест полностью затемнен, – но я успел заметить кое-что: огромный контраст между богатыми и бедными; красивейшие высотные здания рядом со старыми историческими постройками; шум и движение транспорта, какого я никогда и нигде больше не видел; недисциплинированные пешеходы, не обращающие ни малейшего внимания ни на многочисленных полицейских, изо всех сил дующих в свои свистки, ни на красный свет светофоров… Вечером я поел в прекрасном ресторане и заплатил 70 леев за свиную котлету с картошкой…

Нам предстоит походным порядком выдвинуться в Болгарию…

В 12.00 мы проехали через мост на Дунае между Джурджу и Русе. В самом Русе, который расположен прямо на Дунае и является нашим первым болгарским городом, нас встретили очень сердечно. Болгарские солдаты энергично салютовали нам. Здесь очень хорошо видна разница между румынскими и болгарскими солдатами. Нам бросали цветы и сигареты, а люди постоянно кричали: «Хайль Гитлер!», «Ауф видерзеен», «Гуте райзе» и так далее. Дома украшали немецкие и болгарские флаги… И снова мы, солдаты, ощутили гордость и радость за то, что мы немцы. Это прекрасное чувство – быть немецким солдатом, видеть, как тебя вот так приветствуют. Пусть каждый из нас поймет, что мы можем по праву гордиться собой, гордиться тем, что весь мир смотрит на нас с восхищением. Камераден! Это то, как следует жить!

10.00. Мы только что проехали Габрово. Никто не думал, что здешнее население будет настроено к нам настолько доброжелательно. Сигареты, книги, фрукты, дружеские крики «Зиг хайль», «Гуте райзе» и т. д. звучат здесь и там. Под Габрово находится завод, построенный в полном соответствии с нашим принципом «красоты в работе». Сияющие высокие окна, рабочие кварталы для рабочих, прекрасный парк и т. д. Безошибочно чувствуется наше влияние.

Вплоть до этого момента я могу заметить лишь то, что Румыния не идет ни в какое сравнение с Болгарией…

Некоторые, пусть и немногие, из солдат успели заразиться венерическими заболеваниями. Это, конечно, отвратительно не только для семейного мужчины, но и для холостяка. Как может тот, кто называет себя немецким солдатом, связываться с этими старыми созданиями в юбках, подметающими хвостом улицы, которые попадаются им по дороге? Ясно же, что вряд ли достойная женщина будет так себя вести. Очевидно, те, кто заработал себе болезнь, не осознают себя немцами, не думают о последствиях, которые они могут иметь для людей и, разумеется, для них самих. Противно!

Теперь нам предстоит наступление. Мы собираемся войти в Грецию…

Условия для фольксдойче в Югославии становятся невыносимыми. Сегодня в Грац должны прибыть два поезда с немецкими беженцами. Рассказывают о людях, которых, как раньше в Польше, подвергают гонениям и т. д. Но, мои дорогие сербы, пару дней терпения, и мы придем…

Сегодня днем мы получили приказ атаковать Югославию. Мы не сложим оружия до тех пор, пока югославское правительство в его нынешнем виде не будет сокрушено, пока об этом стаде убийц, положившем начало рекам крови, каких до этого не знала история, во время мировой войны, «не позаботятся»…

Нам только что сообщили о падении Белграда. Это означает конец правительства Югославии…

В 3.00 мы пересекли границу между Югославией и Грецией… К моему удивлению, я не видел [греческих] солдат сдающимися в плен, бредущими по оккупированной нами территории без оружия, как это было в Польше, Голландии, Бельгии, Франции и Югославии. Может быть, они более хорошие солдаты, чем все остальные?

Мы обнаружили несколько тяжелораненых солдат. Они пролежали под дождем четыре дня. Англичане не перевязали никого из них; напротив, они положили их прямо там, где падали снаряды нашей артиллерии. Нашим умирающим товарищам давали воду пополам с бензином. Этот скандальный факт поведения англичан под Стена-Портас никогда не будет забыт.[41]