Он высказал сам ту просьбу, которую так хотел и не решался обратить к нему Поль. Потом Полю будет гораздо легче сказать Лазарю: «Спаситель сам попросил меня называть его папой».

– Когда маленький научится говорить «папа», я тоже буду так говорить, – сказал Поль и засмеялся, его обрадовала мысль, которая пришла ему в голову. – Может, я сам его и научу?

– Конечно, кому и учить, как не старшему брату.

Красная точка в саду погасла, сейчас Жово вернется в дом.

– Спокойной ночи, – пожелал Поль.

И в его голосе таилось такое ожидание, такая надежда…

Не меньше надежд таилось и у Алисы, Луизы, Габена, Лазаря, и у Самюэля, Бландины, Марго, Фредерики, Мейлис, Луаны, Соло и Эллиота. На секунду Спаситель почувствовал, что сейчас надорвется. Все хотят быть любимыми, все хотят, чтобы их спасли от самих себя. Он запрокинул голову и выпил последнюю каплю пунша. Огонь обжег и навел порядок в голове. Нет, Спаситель – это правильное имя, вполне годится.

«Выходные у папы» приближались. Жером, оставив Пэмпренель, больше не заговаривал о восстановлении семьи и новых детях, что уже было большим подарком, потому что самым главным его занятием было доставать своих близких. Вот уже полгода он жил в двушке над своим магазином фототоваров, так что Алисе и Полю приходилось ночевать в одной комнате.

– Мама, но это же ужас что такое!

– Нет, дорогой, ужас, когда ты спишь на улице на вентиляционной решетке метро.

Луиза, чувствуя, что ничего не может сделать, начинала злиться.

– Дети не хотят к нему ехать, – пожаловалась она Спасителю в пятницу вечером, когда они остались наедине. – И понятно. Он очень злобный!

– Так, так, так.

– Никаких «так, так, так», – рассердилась Луиза. – У нас тут не сеанс терапии. Речь идет о нашей жизни, о нас, о нашем счастье. Жером делает все, чтобы настроить против нас моих детей. Он их расспрашивает, как мы живем, а потом критикует нас и насмехается.

Луиза смотрела на Спасителя, ожидая, что он сейчас возмутится не меньше нее.

– И что ты хочешь от меня? – флегматично спросил он. – Чтобы я его поколотил?

Луиза передернула плечами.

– Хочешь лишить его родительских прав?

Луиза снова дернулась.

– Тебе не кажется, что лучшее, что мы можем сделать, – это помочь Алисе и Полю принять сложившуюся ситуацию?

– Ну, если ты можешь предложить им только это…

А было время, когда Луиза считала Спасителя магом и волшебником…

– Прости, – заговорила она снова. – У меня что-то нервы расшалились.

А про себя она думала по-разному. Иногда – что ей невероятно повезло и на нее свалилось со всех сторон счастье, а иногда – что она с ума сошла: в сорок лет заводить ребенка!

В субботу с утра градус раздражения продолжал расти по мере того, как дети собирали и никак не могли собрать рюкзаки. Алиса судорожно искала зарядку для телефона, Поль психовал, потому что засунул неведомо куда сокращенную версию «Одиссеи», которую к понедельнику, к уроку литературы, непременно нужно было дочитать.

– Нечего нюнить, – урезонивала брата сестра. – И в длинной, и в короткой все одно и то же. Одиссей терпит кораблекрушение, попадает к циклопам, к сиренам, его товарищей лопают или превращают в свиней.

– Это версия самая короткая, – признал Габен, принимаясь за второй завтрак.

– Тебе-то хорошо, не о чем волноваться, тебя на выходные к матери не отправят, – закричала на него Алиса, зная, что мадам Пупар снова в больнице, в психиатрическом отделении. – А не ты ли взял у меня зарядку?

– Нет, она Домино понадобилась.

Алиса услышала саркастическое «хым, хым». Уж не пытается ли кто-то над ней посмеяться? Еще немного – и началась бы перестрелка шариками Coco Pops. Но тут на кухню ворвалась Луиза:

– Готовы? Поехали!

Она не успела вымыть голову, не успела подкраситься как следует. И уже слышала язвительный голос бывшего: «А ты, однако, постарела!» Встречались они обычно на площади Шарля де Голля, возле почты. Луизе иной раз хотелось выпихнуть детей с рюкзаками, а самой тут же умчаться, лишь бы не видеть и не слышать Жерома.

– А где Спаситель? – спохватилась она, оглядываясь.

– Ему позвонила какая-то тетка, – отозвался Габен с полным ртом.

– Какая еще тетка?

– Психованная, мадам Луиза, – вмешался в разговор Жово. – Не может решить, купить ей черепаху или попугая.

Спасителю позвонила из зоомагазина Луана, и он отправился разговаривать с ней к себе в кабинет.

Луиза приложила руку к груди: сердце бухало. Потом схватилась за горло: поднималась тошнота, во рту пересохло.

– Дайте мне ключи от вашей машины, мадам Луиза, вы сейчас не транспортабельны.

– Вы хотите сесть за руль? Но…

Луиза замерла в нерешительности. Безусловно, Жово прекрасно восстановился после инсульта, но она понятия не имела, что он умеет водить машину…

Тут тошнота поднялась уже к самому горлу, и она ринулась к туалету, сунув на ходу ключи Жово.

– В машину, неслухи!

Алиса с Полем встревоженно переглянулись, но не послушаться приказа сержанта Иностранного легиона не посмели и выбежали из дома – Алиса без зарядки, Поль без «Одиссеи». Садясь в старенький материнский «пежо», Алиса вежливо уступила переднее – смертельно опасное – место Полю, а сама села на заднее и поспешно застегнула ремень.

– Ты умеешь водить? – поинтересовался Поль.

– Танки.

Алиса и Поль и вправду почувствовали себя в танковой атаке – так резко и непредсказуемо двигался автомобиль, видимо желая обмануть врага.

– В-вот… тут… остановись! – еле выговорил Поль, прижимая к себе рюкзак в качестве подушки безопасности.

– И где он, этот шпак? – осведомился Жово, оглядывая тротуар.

– Возле почтовых ящиков. Мы тут, папа! – закричала Алиса, на этот раз всерьез обрадованная тем, что видит отца. Она была счастлива, что выжила.

Жером с сердитым видом подошел к детям, которых уже успел высадить Жово.

– Я жду вас уже четверть часа! Это настоящее безобразие! Где мама?!

– Здрас-сте! – Жово возник прямой, как правда. – Можно вас на пару слов?

И он кивком отозвал Жерома в сторонку. До этого они виделись один-единственный раз на Рождество несколько лет тому назад, старик тогда изрядно накачался. В разговорах с детьми Жером называл Жово не иначе, как «старый пень». Однако «старый пень» оставался метр восемьдесят ростом, а выражение его лица, изборожденного временем, становилось иногда устрашающим.

– Смотри на меня, – распорядился Жово. – Смотри внимательно.