Сестрички лежали на полу под просторным стеклянным куполом веранды. Из боязни причинить им какой-нибудь вред Нянюшка и Цирцея решили оставить их прямо там, где они и упали, хотя сама Цирцея сомневалась, что они могли бы повредить им больше, чем это уже случилось – насколько она сама чувствовала, в сестрах не осталось ни капли жизненной силы. С ее точки зрения, они выглядели совершенно мертвыми, как сломанные куклы. Широко раскрытые остекленевшие глаза недвижно таращились в небо, стекшая с ресниц тушь прочертила на фарфорово-белых щеках извилистые темные дорожки, словно сестры долго плакали перед тем, как чары сразили их. Красная помада размазалась вокруг губ неопрятными полосами. Цирцее больно было видеть сестер в таком состоянии. Даже сейчас, когда она уже больше не чувствовала их присутствия, она знала, что их души по-прежнему существуют где-то в мире.

Только не в этом.

Пробормотав короткое заклинание, Цирцея поправила сестричкам макияж, пригладила ониксово-черные кудри и расправила пышные, похожие на ночное небо платья из черного шелка, расшитые множеством серебряных звезд. Раз уж ей приходится отложить поиски чар для их пробуждения, она должна хотя бы придать им достойные вид. И ей это почти удалось – если бы не открытые глаза, они выглядели бы просто мирно спящими. Но опускать им веки Цирцея не стала: возможно, лучше оставить их как есть. Так ей труднее будет забыть, что сестры нуждаются в ее помощи. Как жаль, что она не может разбудить их с такой же легкостью, как прихорошить их внешне.

«Где бы они сейчас ни были, надеюсь, с ними все в порядке. Как думаешь, они еще когда-нибудь проснутся?» О, Фланци пришла. Кошка молча наблюдала, как Цирцея возится с сестрами. При виде неподвижно раскинувшихся на полу ведьм кошачье сердечко мелко вздрогнуло, шерсть на хребте зябко взъерошилась. Как страшно, что ни одна с ней больше не заговорит... Что рука Руби никогда больше не погладит пушистого бока, что губы Люсинды не коснутся шелковистой макушки, а пальцы Марты не почешут за острым ушком.

– Не горюй, Фланци. Мы обязательно отыщем нужные чары, чтобы разбудить их. Даже не сомневайся, – негромко сказала Цирцея, отворачиваясь от сестер и вглядываясь в прекрасные кошачьи глаза – золотые, с зелеными искрами и черным ободком, ярко сиявшие на трехцветной рыже-бело-черной мордочке. – Ты такая красавица, Фланци. Присмотри тут за ними. А я скоро вернусь.

«Но ты хотя бы заколдуешь дверь? Мне очень неуютно, когда мои ведьмы лежат здесь совсем беззащитные. Особенно если Малефисента идет сюда по их душу».

– Разумеется. Не беспокойся, – утешающе сказала Цирцея. Уходя, она тихо прикрыла за собой дверь на веранду, чтобы не потревожить спящих сестер и их верную охранницу. Поведя рукой, она воздвигла вокруг веранды невидимую мощную преграду. Отныне открыть эту дверь сможет лишь тот, кто чист сердцем и благороден помыслами. Тому же, кто захочет навредить сестричкам, сюда не войти. И нет на свете магии, способной разрушить это заклятие – заклятие истинной любви, призванное защитить дорогих ее сердцу сестер.

Совы, вороны, голуби и стрекозы просто валом валили в замок, доставляя послания из каждого королевства, каждого уголка волшебного мира. Одни интересовались, что это была за мощная вспышка магической силы при гибели Урсулы и угрожает ли она чем-нибудь остальным. Другие просто выражали свои соболезнования в связи со смертью колдуньи. У Нянюшки не было времени ни на тех, ни на других – ответить на все письма она собиралась потом, после того как разберется с Малефисентой. Но одно из писем никак не могло ждать. Его прислала ей сестра, уведомляя, что она вместе с группой фей намерена в скором времени прибыть к ней и помочь разрешить «ситуацию с сестричками». Вот уж это точно было последнее, в чем нуждалась Нянюшка: принимать в замке толпу фей, да еще именно сейчас, когда Малефисента уже на подходе!

«Ради Аида, ну почему все должно рушиться непременно разом, в одночасье?! Пусть бы моя сестра и ее глупые феи занимались своими глупыми делишками вроде исполнения глупых желаний и, ради всего святого, не лезли не в свое дело!»

А может, задумалась Нянюшка, это такая уловка, чтобы выступить против Малефисенты? Что-то ей трудно было поверить, будто Фею-Крестную действительно волнует судьба сестричек. Ох, да ладно, это уже паранойя какая-то. Откуда феям знать, что Малефисента направляется в королевство Морнингстар? Видимо, они в самом деле желают обсудить сестричек. Точнее, Великая и Могучая госпожа Биббиди-Боббиди-Бу намерена подвергнуть их своему высокому суду. Что ж, это в ее духе. Просто. Прямолинейно. Беспокоиться особенно не о чем.

Но что бы ни говорил Нянюшке разум, сердце ему не верило. Нет, твердил ей инстинкт. Если они все встретятся здесь, произойдет нечто ужасное. В этом она почти не сомневалась.

Нянюшка никак не находила себе места. И не только из-за всех навалившихся на нее событий, но и из-за внезапно нахлынувших воспоминаний, которые молниями вспыхивали в ее сознании. Это было так странно... Воспоминания стремительно возвращались, но Нянюшка не могла вспомнить, когда она успела их утратить.

– Возможно, ты сама наложила на себя заклятие забвения, – произнесла с порога гостиной вернувшаяся Цирцея, прервав Нянюшкины размышления. Что ж, может, она и права. С Нянюшки такое станется – закрыть себе доступ к собственным воспоминаниям, таким болезненным из-за того, что все ее попытки уберечь Малефисенту провалились. Конечно, сожаления о прошлых ошибках нещадно мучили ее, но воспоминания о Малефисенте во всех их ярких подробностях были почти невыносимы. Неудивительно, что она предпочла вычеркнуть их из памяти.

Чтобы хоть ненадолго отвлечься, Нянюшка поспешила заговорить о другом:

– Как там твои сестры? Все по-прежнему?

– Да, – тряхнула головой Цирцея.

Нянюшка с грустью поглядела на нее, снова погрузившись в невеселые думы. Она никогда не говорила об этом, но Цирцея и так знала, что она ужасно беспокоится о ее сестрах. И что Малефисента тоже внушает ей тревогу.

– Я не хочу, чтобы ты волновалась, – сказала Цирцея, немного помолчав. – Я знаю, что мы обязательно найдем способ их разбудить. И насчет Малефисенты тоже не бойся. У тебя есть Фланци. И Тьюлип. И, само собой, у тебя есть я. Мы все здесь, рядом с тобой. И пока мы здесь, Малефисента не сможет сделать тебе ничего плохого.

– Сказать по правде, меня больше беспокоит моя сестра и ее исполненные благих намерений подружки, – сказала Нянюшка, подавая ей письмо от Феи-Крестной. – Вот, полюбуйся. Они тоже направляются сюда.

Цирцея сощурила глаза:

– А вот это уже проблема. И что, их никак нельзя развернуть назад? Намекнуть как-нибудь, что им здесь не рады?

Нянюшка только покачала головой:

– Моя сестра даже представить не может, что где-то ей не рады. Такое у нее попросту не укладывается в голове. И если сказать ей об этом, она пропустит твои слова мимо ушей. Так что вернуть ее домой никак не получится. Она только тупо посмотрит на меня и сделает вид, что ничего не слышала.