Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, жизнь начала приходить в норму, какой бы ни была норма в этой альтернативной вселенной – мире разведенных матерей-одиночек. Я не по своей воле оказалась в этой ситуации, но хотела получить от нее сполна.
Я стала почти прежней, не считая одной важной вещи: больше я не могла написать ни словечка. Ни очерка в газету, ни статьи в журнал, ни даже записи в своем дневнике. Это было так непривычно, ведь я писала с самого детства и несколько лет публиковалась, но теперь не могла составить ни одного предложения. Сочинительство всегда было для меня формой терапии, почти катарсисом, но теперь, когда я отчаянно нуждалась в этой терапии, мой дар пропал.
Однажды я все же купила красивый блокнот и набор разноцветных гелевых ручек. Мне всегда больше нравилось печатать на ноутбуке, чем писать от руки, но в тот момент я готова была попробовать все что угодно. После того как дети уснули, я села на свой подержанный диван и попыталась что-нибудь придумать.
В голову по-прежнему ничего не шло. Абсолютно ничего. Я сидела на диване с фиолетовой ручкой в руках и плакала. Бывший муж отнял у меня дом и большую часть имущества. Что же получается: я позволила ему отнять у меня еще и писательство?
Все наши вещи были общими, и по закону ему принадлежала половина. Но мой талант? Нет, он был только моим, и я ни за что не хотела его отдавать.
Я посмотрела на страницу блокнота и увидела на ней одно короткое слово: «Отпусти».
Я даже не поняла, что написала его, пока не увидела своими глазами. Это было мое самое большое сочинение за последние два года.
И когда до меня дошел его смысл, я поняла, почему мне не удавалось писать. Я все еще копила в себе злость и обиду на бывшего мужа. А теперь поняла, что не смогу эмоционально освободиться, пока его не прощу. Так что, чтобы снова начать писать, мне придется прислушаться к своей фиолетовой ручке. Мне придется отпустить.
Это получилось сделать не за один вечер, но все же удалось. Я начала ценить свободу своей новой жизни. Когда бывший муж забирал детей, я могла ужинать попкорном из микроволновки и смотреть любой фильм, какой только пожелаю. Могла весь день проходить в пижаме, если хотелось. Два раза в месяц я на целые выходные принадлежала сама себе, свободная от материнских обязанностей. Благодаря таким мелочам, я со временем приняла свою новую жизнь. Она была не такой, о которой я мечтала, но так уж сложилось. И, если честно, все было не так уж плохо.
А когда дети возвращались ко мне от отца, я старалась взглянуть на него их глазами. Я пыталась увидеть его так, как видели его они, – неуклюжим весельчаком, который совершает ошибки, как все остальные люди. У меня ушли на это долгие месяцы, но однажды я поняла, что больше на него не злюсь. Из мерзавца, который отнял у меня мою идеальную жизнь, он превратился в парня, который мне больше не подходил. Я отпустила обиды и снова начала писать. И да – я полюбила писать ручкой! Во всяком случае, наброски самых интересных моих статей появились именно в том красивом блокноте. Вот и все.
Диана Старк
Нежданное благо
Даже огромное горе можно уменьшить любовью.
Если бы кто-то сказал, что мы с мужем будем отдавать младшую дочь замуж всего через три недели после того, как похоронили старшую, я бы ни за что не поверила. У меня ни за что бы не хватило сил на похороны и свадьбу за такой короткий промежуток времени. Я часто слышала, что в трудные времена нашей жизни мы получаем силу, когда больше всего в ней нуждаемся. Весной 2011 года мне довелось испытать это на себе.
Головокружительная радость от предсвадебных вечеринок и планов невесты, которая должна была стать женой в июне, трагически омрачилась 11 мая, когда наша старшая дочь Эшли скоропостижно скончалась от неизвестной болезни сердца. Это произошло всего через четыре месяца после рождения ее дочери – нашей первой внучки.
Первые несколько дней после утраты нашей любимой 22-летней Эшли прошли в странной смеси неверия и суеты, связанной с подготовкой к похоронам.
Несмотря на горе, обрушившееся на нашу семью, через несколько недель часовню, в которой проходило прощание, снова должны были заполонить гости, приглашенные на свадьбу. Мы даже не задумались о переносе. Мы знали, что почтим память Эшли, если не будем отказываться от свадебных планов ее сестры.
Так мы оказались в безумном вихре планирования похорон и последних приготовлений к свадьбе. Я сидела в похоронном бюро, выбирая открытки и фотографии Эшли, а на следующий день шла с Кейтлин на примерку свадебного платья, и у нас обеих по щекам текли слезы. Было невыносимо думать о том, что всего несколько недель назад Эшли сидела, смеялась и шутила с нами в этой же примерочной комнате.
Тяжелее всего было в цветочном магазине. Оформлением букетов к свадьбе и похоронам занималась одна и та же флористка. Мы одновременно выбирали лилии для гроба и обсуждали, что вместо букета маргариток, который должна была нести старшая дочка как подружка невесты, нам придется поставить мемориальную вазу с цветами в ее честь.
В какой-то момент я полушутя сказала, что вместо Эшли подружкой невесты может стать ее четырехмесячная дочка Оливия. Кейтлин понравилась идея, поэтому мы стали думать о том, как сделать малышку полноправной участницей церемонии. В день свадьбы все плакали, когда шафер нес к алтарю колыбель с прекрасной спящей девочкой, с головы до ног одетой в розовое. Мы боялись, что она заплачет или испугается, но даже не предполагали, что малышка всю церемонию проспит. Крошечная спящая красавица так сильно утомилась во время приготовлений и фотосессий, что проснулась только к середине праздника.
Тот прекрасный июньский день был полон драгоценных воспоминаний. Улыбки на лицах дочери и зятя, семья, собравшаяся по такому чудесному поводу всего через три короткие недели после другой встречи, на которой мы оплакивали молодую женщину. Мы весь день чувствовали, что дух Эшли радуется рядом с нами.
Я уверена, что найдутся люди, которые в негативном свете воспримут то, что мы провели эти важные события в такой близости друг от друга.