Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хелла опускает руки и смотрит на дверь. Она чувствует себя несчастной. Не только потому, что её оторвало от матери, но и потому, что она понимает, что по-настоящему это была не её мать. Это ещё одна игра, иллюзия этого ужасного отеля.
Хелла вздрагивает, когда рука нерешительно касается её спины.
– Ты в порядке? – спрашивает Вилли.
Хелла морщит лоб. Неужели Вилли спрашивает, как она себя чувствует? Почему? Он издевается над ней? Собирается посмеяться? Но нет, он выглядит искренне обеспокоенным.
– Да, – отвечает Хелла. – Я в порядке. Я забыла, как часто вела себя с матерью по-свински, когда она совершенно этого не заслуживала. Она самая добрая мать на свете.
– Да, так обычно бывает. Хелла, отель не опустился.
– Это может произойти только на лестнице, как раньше, или после того как ты тоже сделаешь своё дело.
Вилли от души вздыхает.
– Я уже могу вообразить, что увижу.
– Всё будет хорошо, Вилли. Честно? Я рада, что увидела то, что увидела. Я и понятия не имела.
– А я знаю, – говорит Вилли. – По крайней мере, про себя.
Он подходит к двери, на которой, как и на Хеллиной, содержится красный пульсирующий символ. Разница в том, что на его двери их много, дюжины.
Вилли, не колеблясь, открывает дверь. Хелла удивлена тем, как храбро он держится, а также тем, что он держится чуть более дружелюбно.
Хелла следует за ним, но позволяет ему зайти в комнату одному и наблюдает сквозь прозрачную дверь.
Она не верит своим глазам.
Глава 16
Вдоль стены стоит с десяток больших ярко-жёлтых картонных коробок. Передняя часть коробок просвечивает: Хелла подозревает, что она из твёрдого пластика. Внутри каждой коробки человек – дети и взрослые всех возрастов, и мальчики, и девочки. Они все выглядят вроде как людьми, а вроде как куклами. Может, потому что они держат глаза закрытыми и стоят неподвижно, как мёртвые. Или из-за коробок, в которых они стоят. Они напоминают Хелле коробки с куклами в магазине игрушек. И да, присмотревшись, она замечает, что дети закреплены пластиковыми ремешками: один вокруг шеи, другой вокруг талии.
На коробках надписи. Наверху на картоне написано красными буквами:
Тим
Он хочет стать твоим лучшим другом.
Внизу примечание:
Может говорить!
Имена на всех коробках разные: Сифи, Кэрол, Марк, Барт.
А в самом низу на красном фоне маленькими белыми буквами, как раз достаточно крупными, чтобы Хелла могла разобрать:
Опасность: возможность удушения, может ожить
Хелла громко ахает. Это действительно коробки для кукол с живыми людьми внутри! Какой ужас! Но потом она решает, что это наверняка иллюзия и все эти люди на самом деле не здесь.
Вилли, похоже, немного колеблется, делает шаг вперёд, а затем отступает. Он бросает назад быстрый взгляд и сглатывает, но очевидно, Хеллы он не видит.
В комнате царит странное молчание, как будто куклы-люди ждут чего-то.
Затем «кукла» Тим открывает глаза и смотрит прямо на Вилли. Хелла слышит, как Вилли издаёт стон.
Вот и тебе достанется, думает Хелла.
Лицо Тима становится из бесстрастного рассерженным. Он открывает рот и произносит:
– Привет, Вилли.
– Привет, Тим.
– Ты меня помнишь?
Вилли кивает.
– Ты помнишь, что ты мне сделал?
Вилли снова кивает, немного медленнее.
Глаза у всех кукол открываются, и они смотрят на Вилли с тяжёлой ненавистью и ужасом, кажется, они с удовольствием вцепились бы ему в глотку.
– Ты помнишь меня, Вилли? – спрашивает некая Анни. Голос не вяжется с обликом миловидной девочки. Он звучит пискливо и пронзительно.
– А меня, Вилли? – перебивает её Барт. – Я очень хорошо тебя помню и особенно твои кулаки. – Он показывает на своё лицо: один глаз у него обведён иссиня-фиолетовым.
Другой мальчик говорит:
– Ты разорвал моего плюшевого медведя пополам. Это был мой любимый мишка, которого я получила от своей покойной бабушки.
И тут все кукольные люди начинают выкрикивать, перекрикивая друг друга.
– Ты назвал меня жирдяем.
– Веснушчатый. Пегомордый.
– Вислоухий. Уродливый осёл.
– Такой урод, что никто не хочет смотреть на меня, при виде меня всех тошнит.
– Ты порвал мои учебники. У моих родителей не было денег купить новые.
– Ты вывалил содержимое моего рюкзака в грязь.
– Ты съел мой ланч, и я весь день ходил голодный.
– Сарделька.
– Свинья. Хрю, хрю.
– Ты отобрал мои деньги.
Оскорбления градом сыплются на Вилли. Это тянется и тянется, голоса смешиваются, сбиваются в ком ужасных и обидных пакостей. Вилли зажимает уши руками и опускается на пол на колени. Хелла предпочла бы ничего этого не слышать. Не только слова ранят, но и голоса набирают силу, ревут, кричат, словно желая заглушить все прочие.
– Д-довольно, я понял! – кричит Вилли. Его едва слышно за этим гвалтом.
Но они не останавливаются.
– Мы для тебя просто игрушки, на которых ты срывал свою злобу.
– Ты унижал нас, чтобы чувствовать себя лучше нас.
– Ты испортил нам жизнь.
– Из-за тебя я теперь не осмеливаюсь никуда выходить.
– Из-за тебя мне грустно каждый день.
– Из-за тебя я перестал спать, мне снятся ужаснейшие кошмары.
Раздаётся звук рвущегося картона. Тим вылез из своей коробки и шагает к Вилли одеревенелой поступью с застывшими руками.
Вилли успевает поднять голову:
– Простите меня, все вы простите, мне очень жаль. Я ужасный, ужасный человек. Я больше никогда так не буду.
Тим смотрит на него сверху вниз.
– Как мы можем тебе верить? Ты задира и лжец. Такой подлый!
Хелла слышит слёзы в голосе Вилли.
– Честное слово, я обещаю. С этого момента я никогда больше не буду ни над кем издеваться. Я обещаю! Клянусь головой матери!
Очевидно, отель верит ему, потому что дверь открывается, и Хелла быстро заходит в комнату.
Тим снова стоит неподвижно и таращится вдаль, не обращая внимания на Хеллу.
Она кладёт ладонь Вилли на плечо.
– Пойдём, всё закончилось. Ты хорошо поступил.
Продолжая всхлипывать, Вилли встаёт. Он позволяет Хелле вывести его в коридор. Не говоря ни слова, они идут к лестнице.
– Держись за перила, – велит Хелла.
И действительно, отель ныряет вниз, и через несколько секунд ноги девочки выбивает из-под неё и она ударяется коленкой о ступеньку, так что наверняка останется синяк. Но она улыбается. У них получилось! И она, и Вилли посмотрели в лицо своим демонам, признали свои недостатки.
– Ну что, мы на земле? – спрашивает она, как только они возвращаются в холл, где остальные сидят на скамьях.
– Как так? – уточняет Энди.
– Вы что, ничего не почувствовали?
