Много пишут о своем чтении, его осмыслении и размышлениях в гимназические годы П. Н. Милюков, В. Г. Короленко, которые обильно цитируются в этой книге.

Однако при этом не следует забывать, что мемуары пишет (вернее, писала) как раз наиболее умственно развитая и образованная часть общества, занявшая видное положение в силу уже своей развитости и образованности, – ученые, писатели, политики и т. д. Поздеев, выдержки из воспоминаний которого лишь о чтении приведены столь обильно, закончил гимназию с золотой медалью, затем историко-филологический факультет Московского университета, в дальнейшем стал доктором филологических наук, профессором. Большинство же сгинуло в небытии. Поступил Поздеев в первый класс в 1902 г. Из 40 принятых вместе с ним учеников закончили гимназию, не оставаясь нигде на второй год, только девять человек! Из остальных двое умерли, один перешел в кадетский корпус, несколько человек были взяты родителями, считавшими, что их сыновьям достаточно учиться, кое-кто исключен за дурное поведение и неуспеваемость, а большинство оставалось на второй год и закончило учебу позже или ушло из гимназии. В конечном счете из этих 40 человек закончили гимназию 20, из них девять человек за положенные 8 лет, а 11 человек – за 9 – 10 лет (138; 30, 75). Аналогичной была ситуация в 1-м астраханском реальном училище: в 80-х гг. «нас, например, в 1-м классе… было 42 человека, седьмой же класс окончило только четыре счастливца, то есть около 10 процентов» (8; 177). Так что проходили полный курс очень немногие, а из них как-то выдвинулись и оставили нам воспоминания вообще исключения. А мы сейчас эти исключения возводим в правило, индивидуальные качества людей перенося на учебное заведение.

Представляется уместным любознательного читателя, желающего лично удостовериться в обстановке в русской средней школы XIX в., отослать если не к мемуаристике, то хотя бы ко второй части автобиографической тетралогии Гарина-Михайловского «Гимназисты». Прекрасная книга.

Разницу гимназии с современной школой составляло уже то, что в гимназию приходили грамотные дети. Первоначальная подготовка проходила дома или в специальных приготовительных училищах: «В первый класс гимназии принимались мальчики, выдержавшие экзамены по Закону Божию, русскому языку и арифметике, которые проводились в 20-х числах августа. После экзаменов вывешивались списки принятых в первый класс с указанием общей суммы баллов. Я держал экзамены в гимназию в 1902 г., когда мне исполнилось 11 лет. Отдать нас в гимназию не в 10, а в 11 лет решил отец, сам учитель духовной семинарии… Приемные экзамены я выдержал в составе первой четверки с общей суммой 25 баллов. Результатов экзаменов ожидали внизу родители поступающих и содержатели пансионов, которые готовили своих учеников для поступления в гимназию» (138; 26). Экзамен при недостаточной подготовке можно было и «завалить», что иной раз случалось с некоторыми мемуаристами. Но можно было, при высоком уровне предварительной подготовки, поступить сразу и в более старший класс.

Оставил нам свои воспоминания, в том числе о гимназических годах (1-я московская гимназия), известный историк и политический деятель П. Н. Милюков. О первых трех годах учебы он ничего не мог вспомнить – ни хорошего, ни плохого. «Для перехода в четвертый класс нужно было выдержать экзамен за все три первые года. Моя гимназическая работа была порядочно запущена, и нужно было проявить особое усилие, чтобы привести себя в порядок и не провалиться на экзамене – чего не допускало мое самолюбие. Я это усилие сделал, и оно не только дало мне возможность подтянуться внешним образом, но сообщило моральный толчок сознательным элементам моей натуры. Собственно, только с этого момента я могу считать начало своей вполне сознательной жизни…» (111; 60–61). Вот те слова, которые напрашиваются при чтении гимназических воспоминаний: сознательность, высокое сознание, сознательная жизнь! И это – у, по-нынешнему, детей 13–14 лет.

Не слишком блестящее материальное положение большей части интеллигенции и служащих, из которых и рекрутировалась основная масса гимназистов и студентов, заставляло уже в 4 – 5-м классах гимназии или реального училища прибегать к заработкам, хотя бы для получения возможности купить нужные книги, а то и в помощь семье. Так, будущий генерал А. И. Деникин обзавелся коньками «только в 4-м классе, после первого гонорара в качестве репетитора» (56; 10). После 5-го класса лето он уже репетиторствовал вне дома, в деревне. Репетиторство отстающих, подготовка малышей к поступлению в учебные заведения были наиболее распространенной формой заработков, и это сразу же ставило 12 – 14-летнего подростка в положение взрослого человека, ответственного за ученика, себя и семью. После смерти отца Деникина произошло «резкое изменение нашего «семейного статута». Школьные успехи, некоторая серьезность характера, вызванная впечатлениями от кончины отца и его предсмертного наказа – «береги мать»… и участие в добывании средств на хлеб насущный – с одной стороны. С другой – одиночество моей бедной матери, инстинктивно искавшей хоть какой-нибудь опоры, даже такой ничтожной, какую мог дать 15-летний сын… Все это незаметно создало мне положение равноправного члена семьи» (56; 34). Тогдашний ученик 6 – 7-го класса ощущал себя взрослым человеком и был им.

Взгляд педагогики того времени на детей, как на взрослых маленького роста, а затем и доверие к их сознанию вели к тому, что сами дети начинали рано смотреть на себя, как на взрослых, ощущать ответственность за себя, свои поступки, учебу, за своих близких и за будущее. Именно это, а не какие-то мифические высокие качества учебных заведений, программ и преподавателей были причиной формирования специалистов высокого класса и людей с высоким чувством долга. Если же наши чиновники от образования, журналисты и родители будут по-прежнему кричать о сложности нынешних примитивных программ и мифической перегрузке учащихся, если мамаши будут приводить за ручку двухметровых акселератов на кафедры и дотошно допрашивать, что сдавать, как сдавать на вступительных экзаменах и какие пути существуют в обход их, а студенты будут проводить лекционное время в буфетах – никакие реформы нашей системе образования не помогут.

Города собирали не только постоянных и временных рабочих и прислугу и не только воистину неоседлых обитателей – солдат и матросов. Город всегда стягивал огромные массы разного рода бродячего люда – от нищих до воров и грабителей. Это вполне понятно. В деревне профессиональному нищему, искавшему не кусок хлеба, а денег, поживиться было нечем. Воры в деревне водились, но «свои», шалые деревенские мужики, промышлявшие то случайными заработками, то охотой, а то и ночами шарившие по клетям. Были в деревне воры и посерьезней: «волки», воровавшие по пастбищам скот, и конокрады. Но все это было дело очень опасное, а воровство по клетям и малоприбыльное.

В городе же был люд, возле которого можно было получить Христа ради не кусок крестьянского хлеба, а деньги, у которого не хомут или вожжи, не бабьи тряпки, а более ценную добычу можно было унести. И укрыться в городе было легче, и сбыть краденое проще, и острог, сколь бы ужасен он ни был, все же не то, что жилистые бабьи или пудовые мужицкие кулаки, а то и кол, вбитый в задний проход неудачливому конокраду.