и понимает, что подобного не будет уже никогда? У человека есть разум, который умеет восхищаться природой, а у природы, видно, нет такого разума, чтобы восхищаться собой».

Ева быстрым шагом пошла вдоль поля, стараясь найти хоть какую-нибудь тропинку, и, наконец отыскав её, исчезла между высокими колосьями сухой травы. «Почему демоны умирают? — подумала она, вглядываясь куда-то между стеблями. — Почему ангелы, чтобы вернуться к себе домой, просто улетают в небо, а бесы должны для того же умереть, снова испытать боль смерти? Или ангелы тоже умирают? А ведь и правда, я не знаю. Может, и Кристиан с моим отъездом захлебнулся в море, просто ангелы, по доброте своей душевной, не хотят лишний раз пугать меня своими смертями, а демоны только и рады это сделать. Что ж, и Люцифер покончит с собой на моих глазах? Нет, он не настолько жестокий, я уверена. Что им отпугивать меня, как будто они не хотят, чтобы я к ним спустилась? А может, они делают это от обиды? Да, точно, от обиды. Они привыкли, что им вслед посылают проклятия, вот и думают, что я выберу Рай, а потому нарочно пугают меня, будто хотят убедиться, что их никто не ждёт. Сначала напугали меня до смерти, чтобы я и не думала спускаться к ним, а потом упиваются своей обидой на мир, мол, «нас все ненавидят и не спешат доказать обратное». Всё думают, что я неженка, хе-хе. Что ж, господа демоны, вы посмотрели на моё лицо, когда я всё узнала, — теперь я посмотрю на ваше, когда вы узнаете мой выбор. Я пешка, которая стала ферзём».

Ева пересекла поле и подошла к его краю; там, где оно заканчивалось, поднимался небольшой холмик с двумя соснами, как будто образующими ворота, а уж за ними, перетекая с холма на холм, как волны, простирался бор. «Почему демоны умирают? — снова подумала она, устало опускаясь на землю под сосной. — Действительно, почему? Тьфу, что за глупости у меня в голове! Надо думать о существенном, о важном, о выборе, в конце концов! А может, оно и к лучшему? Голова сама говорит, что ей нужно отдохнуть. Какое красивое поле. А этот запах!.. Как будто я снова там, далеко… — Ева облокотилась на сосновый ствол позади себя и бессмысленно проводила взглядом упавшую с ветки дерева пару иголок. — Интересно, когда придёт Люцифер спросить про мой выбор? Сколько лет пройдёт перед тем, как Небо и Земля услышат моё слово? А если я сама захочу им сказать? Время… Что такое время, когда у тебя есть целая бесконечность? И я теперь её счастливая обладательница! Могу смеяться и плакать, сколько моей душе вздумается, и не бояться, что таймер прозвенит в неподходящий момент! Это хорошо. Интересно, у меня будут крылья? Конечно, будут, что за вопрос! У всех есть, значит, и у меня будут. И тогда я облечу всю землю!.. Я пролечу над морем, посижу на скалах, потом упаду вниз, навстречу бездне, но в последний момент расправлю крылья и взлечу к облакам… Как много, однако, у меня мыслей в голове! Наверное, это оттого, что я раньше мало думала, только боялась и всё. А теперь… Теперь всё по-другому».

Ева поднялась и устало побрела дальше сквозь просвечивающие сосны. Она толком не могла сказать, куда идёт, она просто шла, и ноги сами несли её в знакомом направлении. Она вышла на набережную; там никого не было, только тихие воды спящей реки слегка ударялись во сне о каменную кладку. Солнце всё быстрей и быстрей поднималось над горизонтом, и большая тень, лежащая всю ночь на парке, постепенно стала отползать в сторону под его жгучими лучами, открывая взору выцветшие и побледневшие кусты сирени на том берегу и белые жасминовые цветки на этом. «Сколько раз я проходила этой дорогой? — подумала Ева, ступая на узкий пешеходный мост. — За всю-то жизнь накопится немало. Подумать только, совсем скоро у меня не будет перед глазами этой листвы, этих сиреневых и жасминовых кустов, как будто их никогда и не было! Ах, демоны, демоны. Странные существа, жадные до чужой любви. Но только тот способен напиться любовью, кто любит сам — нелюбящий никогда не утолит своей жажды, сколько бы любви ему ни подарили. А тут — целый народ… Но года идут, времена меняются, и начинается новая эра. Так пусть я буду её зарёй, если только у меня есть такое право».

Всё чаще и чаще Еве стали встречаться знакомые повороты и тропинки: вот мост, на котором её как-то догнал Люцифер, вот кусты сирени, сквозь которые она бежала от стаи бешеных собак, вот детская площадка, на которой она впервые — а может, и нет — усомнилась в трезвости своего разума. Теперь тут было пусто и голо: не было абсолютно никого, и только деревья стояли вокруг едва живыми истуканами. «Те псы… — впервые за всё это время подумала Ева, оглядываясь вокруг, словно пытаясь найти их следы. — Это же всё были бесы, демоны, у которых не было дома. Точнее, дом-то, может быть, и был, но он был холодный и пустой, и они пришли ко мне… Как грязные бездомные собаки, ищущие приют у любящей души».

Ева свернула направо и с удивлением остановилась: впереди, среди деревьев промелькнул до странности знакомый дом, который она уже успела забыть. Ева вышла из парка; она стояла напротив дома Люцифера, к которому впервые пришла три месяца назад, только теперь он был весь разрушен, как будто прошло не три месяца, а лет сто. «Как странно, — подумала Ева, подходя к заброшенному зданию. — Стоило мне узнать правду, как всё стало рушиться… Все демоны, как будто сговорились, умерли, и всё, что было с ними связано, тоже. Почему демоны умирают? Ах да, я уже думала об этом. Но почему? Наверное, потому что они никогда и не жили. Они лишь прах, замаскированный в лучах солнца под красивую картинку, но стоит зайти в тень, как можно увидеть их настоящее лицо, у которого пепел вместо кожи».

Пустой дверной проём зарос крапивой, и Ева прилично обожглась, когда заходила внутрь. Там всё было очень печально: от былого уюта не осталось ни следа, пустые обшарпанные стены жадно смотрели на Еву, изголодавшись по живым людям, некоторые оставшиеся вещи валялись в беспорядке на грязном полу, покрытом толстым слоем пыли. У Евы защемило сердце: теперь это была обычная заброшка, одна из сотен тысяч на этом свете, и сложно было поверить, что здесь, за этим