адрес. Но где же те, кто обвиняет Цезаря? Выйдут ли они вперед, если я приглашу? Пусть выходят – мне нечего скрывать.

В ответ раздался чей-то крик – Цезарь не разобрал слов, – и в окружении крикуна засмеялись.

– Неужели правда, что Помпей оставил город? Что сенат, которому вы доверили защищать ваши жизни, покинул Рим? Их поступки говорят сами за себя. Рим заслуживает лучшего, чем они. Вы заслуживаете лучшего, чем правители, ускользающие под покровом ночи, как только открылся их обман. Но я не собираюсь угрожать и злобствовать. Я намерен выдвинуть свою кандидатуру на пост консула. Кто может отказать мне в этом праве? Кто из вас станет спорить со мной о римских законах?

Юлий окинул взглядом ходящую волнами площадь. Он любил римлян, неистовых в своей любви, и ненависти, и жадности. Любил за упрямство и непокорность, за радость, которую испытывал, играя на чувствах толпы. Это погубило уже многих политиков, но только ради этого стоило рисковать.

– Тем из вас, кто страшится грядущего, скажу: я достаточно навидался войны. Я постараюсь помириться с Помпеем и сенатом, а если они откажутся – я попытаюсь снова. Я не возьму в Риме ни одной жизни, если меня не принудят. Приношу в том клятву.

Где-то в толпе закричали. Дюжина солдат Десятого во главе с Регулом протискивались туда, торопясь выяснить, в чем дело. Народу набилось много, и люди едва могли пошевелиться. Юлий удивлялся тем, кто даже такой день считает удобным случаем для грабежа или воровства. Хорошо бы Регул поотрывал негодяям головы.

– Если мне придется прибегнуть к военным действиям, чтобы прекратить диктатуру Помпея, я поведу их вдали отсюда. Пока я жив, я буду защищать Рим. Клянусь вам перед лицом всех богов. Я стою за законные выборы, и, если вы сделаете меня консулом, я найду Помпея на краю земли и лишу его власти. Помпей не придет сюда, пока я жив.

Юлий перекинул ногу через седло и в следующую секунду, выпустив из рук поводья, преклонил колени на белом мраморе. Вытянув шеи, люди подались вперед и смотрели, как он нагнулся и целует камни. Затем Юлий поднялся, и его доспехи вновь засверкали на солнце.

– Я – подданный Рима. Моя жизнь принадлежит вам!

Возможно, пример подали легионеры, но через минуту вся площадь ревела от восторга.

Из всех радостей ни одна не могла сравниться для Юлия с подобным беспримесным счастьем – слушать, как народ исступленно выкрикивает его имя.

Цезарь поднял поводья и погладил испуганного коня.

– Я завоевал для вас Галлию. Там богатые и плодородные земли – они станут вашими. С галльским золотом мы построим новый Рим, еще более великий и могущественный. Новый Форум, суды, арены, ипподромы, театры, бани. Все это – для вас. Взамен я лишь прошу поднять голову и увидеть, что вы ходите по улицам столицы мира. Все дороги ведут к нам. Все суды получают свои полномочия от нас. Помните: Рим – первый из городов, и будьте всегда его достойны. Мы – тот светоч, на который держат путь Греция, Испания, Галлия, Британия. А самым бедным я хочу сказать: трудитесь, и на вашем столе будет пища. Боритесь за справедливость, и она восторжествует.

Между тем солдаты Регула поймали тех, кто вызвал на площади переполох. Цезарь увидел, как ведут троих связанных мужчин, и про себя пообещал – негодяи пожалеют, что прервали его речь.

Юлий окинул взглядом сломанные бронзовые двери сената, покосившиеся на петлях. Невольно он почувствовал печаль и, прежде чем снова заговорить, сделал глубокий вдох.

– Вы изберете новых сенаторов, у которых достанет мужества отвечать за свои действия. Те, кто убежал отсюда, – жалкие людишки, и я обязательно скажу им это, когда поймаю их. – По Форуму прошелестел смешок, и Юлий кивнул. – Если Помпей откажется от мира, который я предлагаю, я не брошу вас и не оставлю без защиты. Здесь находятся мои лучшие солдаты, так что порядок вам обеспечен. Рим нельзя бросать на произвол судьбы. Мой город нельзя подвергать риску.

Слушатели жадно ловили слова Юлия, и он вновь почувствовал подъем.

– Но все это в будущем. Сегодня и завтра моим воинам нужно доброе вино и общество красавиц. Я покупаю каждую амфору в Риме. Мы станем веселиться. Галлия – наша, и я дома!

Цирон и Октавиан стали бросать серебро в охрипшую от криков толпу. Юлий направился в пустующий зал заседаний и жестом пригласил офицеров следовать за ним.

В дверях Брут обернулся и посмотрел на Форум.

– А если бы Помпей не уехал? – спросил он.

Юлий пожал плечами и перестал улыбаться:

– Пришлось бы его убить. Рим мой и всегда был моим.

Он вошел в прохладный зал, а Брут помедлил на крыльце.

Гулкое здание сената почти не отличалось от старого, жившего в памяти Юлия. Стены тут облицованы кремовым мрамором, – видимо, строители пытались воссоздать старую курию. Но это не тот зал, который видел спор Мария и Суллы, который слышал голос Катона, страстно убеждающий слушателей. Цезарь никогда не считал, что сожжение старого сената такая уж трагедия. Однако теперь у него щемило сердце, словно он лишился чего-то важного, последней опоры. Отныне какая-то часть его души вечно будет стремиться в прошлое.

Офицеры заняли места на скамьях, и Юлий попытался прогнать посторонние мысли. Марий отругал бы племянника за подобную слабость. Прошлое казалось безмятежным – потому что уже прошло и в нем не осталось неизвестности. А чтобы смотреть в завтрашний день, с его опасностями, нужна сила и смелость. Юлий сделал глубокий вдох – в новом зале пахло деревом, краской и свежей побелкой.

– Цирон, найди мне Адана. Нужно записать распоряжения.

Цирон быстро поднялся и вышел. Юлий с улыбкой взглянул на остальных. Октавиан, Марк Антоний, Брут, Домиций. Это люди, которым можно доверять. Люди, с которыми он построит державу. И пусть будущее вызывает сомнения и опасения – в нем есть место и мечтам. Юлий не решался загадывать, куда приведет выбранный им путь.

– Итак, друзья, мы не напрасно перешли Рубикон. Начало получилось хорошее.

Вошел секретарь, сел на скамью и приготовил письменные принадлежности. Испанец не мог удержаться от любопытства и жадно рассматривал все вокруг. Для него это поистине легендарное место. Глаза Адана блестели.

– Позаботьтесь найти казармы и жилье для наших людей, – начал Юлий, когда секретарь приготовился записывать. – Займись ты, Цирон. Домиций, пусть сегодня вечером все вино – до последней капли – наливают каждому без всякой платы. Скупи все вино в городе, дай любую цену, но к полуночи пусть Рим будет пьян. А люди должны почувствовать тяжесть нашего золота в своих кошельках. И еще я